(Чертеж, нарисованный симпатическими чернилами.)

Нет. Никаких программ. Единственная возможная для меня литература — алеаторная. (Как музыка? спросил я.) Нет, там вместо партитуры будет словарь. (Я что, помянул Бустрофедона? Потому что он тут же оговорился:) Точнее, список слов без всяких правил, где сойдутся не только твой друг Эпикур с Авиценной, это как раз легко, потому что противоположности и все такое: с ними обоими сойдутся похлебка, револьвер или луна. Читателю вместе с книгой будут выдавать набор букв для заглавия и игральные кости. Из этих трех элементов всякий сможет составить собственную книжку. Кидай кости и все. Выпали 1 и 3 — ищешь первое слово и третье или четвертое или тринадцатое на худой конец — или все сразу, и читаешь в произвольном порядке, который отменит или усилит игру случая. Расположение слов в списке тоже произвольное, да и сам список тоже можно подбирать броском костей. И тогда, быть может, появятся настоящие стихи и поэт вновь станет творцом или хотя бы трубадуром, сиречь искателем. Слово «алеаторная» перестанет быть просто пустым звуком или метафорой. «Alea jacta est» значит «жребий брошен, кости брошены», как ты, я подозреваю, знаешь.

(Н-н-н-н-да, а как же ж, конечно ж, знаю, признался я. Почему бы не назвать это алеатаратурой?)

Получится Бустроффонада.

(Хм, а ведь у него есть похожая идея.)

Неужели? Что за идея? Я о ней слышал?

(Он разволновался или интересуется? Ты не думай, вы очень похожи. Бустрофедон считает, что книгу можно состряпать из пары-тройки слов, кажется, однажды он даже написал целую страницу одним-единственным словом.)

Его опередил Чано Посо, в сорок шестом году.

(Да ты что?)

Помнишь эту гуарачу, «Блям-блям-блям» Вот ее текст:

Что сказала бы на это Сенобия Кампруби?

Что сказала бы Ульдерика Маньяс?

Что, что сказала бы на все это Бригидита Фриас, Фригидита Бриас, как ты ее называешь?

«Но годы и тебя не обратили в золу и в землю, в пепел, дым и прах».

Как убить слона: аборигеновский способ:

В Африке не так уж много рек, достаточно глубоких, чтобы громадной зверюге приходилось переплывать их. Не в пример чаще встречаются стада, преодолевающие водные преграды вброд. Подчас вода не доходит и до колена (слону), но иногда покрывает с головой. В таком случае они идут по дну, выставив наружу хобот, словно дышащий перископ.

Честные африканские охотники, не браконьеры, вовсю пользуются тем моментом, когда слон переходит реку. Они привязывают к копью балласт и запускают этим копьем в несчастного водолаза с лодки. Хобот от тяжести тонет, и Де Олифант задыхается.

Спустя восемь часов (по часам можно не замечать: откуда там часы) под воздействием внутренних газов слон всплывает на поверхность, напоминая теперь загарпуненного кита, и африканские охотники забирают свою легкую добычу.

(Явно цитата. Где ж он мог ее откопать, этот метафизический Чарли Маккарти?)

Popuhilarity [95] :

Кто-то сказал, что слово «метафизика» так популярно потому, что может обозначать что ни попадя.

Паскал:

& Люди принимают за собственные достоинства то, что на самом деле — не более чем всеобщие достоинства. Этические суеверия.

& Когда некто заявляет: «Я не заискиваю перед сильными мира сего», он имеет в виду, что не следует заискивать перед сильными мира сего. Все мы льстим сильным и принимаем лесть слабых. Несмотря на еще одно лицемерное уверение: «Не люблю, когда мне льстят». Это единственное поразительное открытие Гегеля (я, Сильвестре, скорчил рожу ad hoc), отношения раба и хозяина, сложившиеся в незапамятные времена, настолько глубокие, что забываешь, что этот же человек сказал однажды: «Больше известно нам, чем неизвестно».

& Французы возводят в добродетель ясность ума, между тем это скорее порок: идеальное видение жизни, в действительности далеко не ясной. По крайней мере, в моей жизни (а только о своей я и могу судить более или менее со знанием дела) никакой ясностью и не пахнет.

Кое-кто видит жизнь логичной и упорядоченной, кое-кто, как мы, понимает, что она абсурдна и запутанна. Искусство (наряду с религией, наукой или философией) есть попытка пролить свет порядка на сумрак хаоса. Твое счастье, Сильвестре, что ты можешь сделать это с помощью слова. Или думаешь, что можешь.

& Жаль, что искусству так неймется подражать жизни. Кто считал, как часто жизнь копирует искусство?

Ничто не вечно, кроме вечности

& Смерть — возвращение к отправной точке, завершение круга, погружение в тотальное будущее. А значит, и в прошлое тоже. Хочешь, можешь подкинуть чего-нибудь из T. С. Элиота (он сказал чуть ли не «Тиеселия»), про «Time present and time past» [96] , допустим, или эту твою любимую цитату из Гертруды Стайн.

& Смерть — продолжение жизни другими способами. (Или наоборот, сказал я.)

& Жизнь — не более чем открытая скобка, с нетерпением дожидающаяся, когда же ее закроют. Оттянуть Великое Пришествие (для тебя, Сильвйейтс, Великий Приход) мы можем, только открывая внутри новые скобки: творчество, игра, учеба, — или эти Великие Скобки, секс. (А вот сюда как раз подойдет про Великий Конец, сказал я. Он рассмеялся.) Вот такая орфография жизни.

& Смерть — великая уравниловка: бульдозер Бога.