В рамках недвойственной модели реальности кажущаяся разделенность объектов признается относительной. На абсолютном уровне все мы и все, что происходит с нами и вокруг нас, суть аспекты некоего базового единства [97] . Так, оба участника психотерапевтического процесса включены в более общее, неделимое поле сознания высшего порядка. Это общее поле, лежащее в основе терапевтических отношений, стало темой многочисленных работ (Smith, Smith, 1996; Mansfield, Spiegelman, 1996). Юнгианцы же считают такое поле не просто неким результатом отношений двух людей; они говорят также о всеобъемлющем присутствии трансперсональной Самости [98] . Юнговское понятие Самости представляет собой психологическое выражение таких понятий, как Атман и Брахман индийской философии, или нелокальное сознание, в рамках которого нет ни границ, ни отдельных объектов. Такой подход шире, чем традиционная точка зрения, согласно которой процесс психотерапии ограничен полем взаимодействия двух отдельных субъектов.

Согласно недвойственной модели, на самом базовом уровне реальности терапевт и пациент неразделимы, вместе они выражают некую более крупную целостность. Понятно, что на уровне тела, Эго и физической реальности мы разделены, но мы являемся также частью некоего единого уровня трансперсонального сознания, внутри которого мы едины. Терапевт и его пациент одинаково являются выражениями единой для всех Самости (возможно, именно это имел в виду Иисус, когда говорил: «…как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали и мне» (Мф. 25: 40)).

На первый взгляд кажется немного абсурдным утверждение о том, что на некоем уровне сознания мы едины и не существует отдельных людей или объектов; с точки зрения здравого смысла это просто дикость. Однако я попытаюсь привести некоторые доказательства истинности этого утверждения, а затем выделю те аспекты недвойственной модели, которые имеют важное значение для практики психотерапии.

Тонкие синхронистичные связи

Клиническая практика показывает, как велика может быть наша взаимосвязанность. Среди юнгианцев давно считается аксиомой, что люди, с которыми мы работаем, отражают различные аспекты нас самих и приносят материал, проработка которого одинаково необходима и пациенту, и терапевту. Стоит терапевту развестись, как тут же приходят люди с семейными проблемами и т. д. Я считаю, что это явление отражает глубинный уровень природной симметрии, на котором психика и внешний мир – неотделимые друг от друга – начинают отражать друг друга. Два примера демонстрируют всю тонкость синхроничных связей между терапевтом и пациентом. Однако эта связь обнаруживается далеко не сразу.

Сначала мне бы хотелось привести пример одной женщины, которая в течение двух лет раз в неделю приходила ко мне на терапию. У нас установились хорошие отношения, все шло прекрасно, но мы оба осознавали, что необходимо сделать что-то еще. Ситуация в ее семье ухудшалась, ее мужу и дочери тоже понадобился терапевт. В результате начались трудности с деньгами, и она поняла, что уже не может позволить себе встречи со мной. Однако я знал, что прекращение терапии плохо отразится на ее состоянии, а редкие нерегулярные встречи не принесут какой-либо пользы. И я согласился на сокращение оплаты. Она была ошарашена моим предложением, а я, в свою очередь, был удивлен ее реакцией.

Она всегда была в роли того, кто отдает, кто помогает, и почувствовала себя не в своей тарелке, когда оказалась в противоположной ситуации. В детстве ее родители были слишком требовательны, ей постоянно приходилось выполнять какие-то поручения, заботиться о младших братьях, сестрах и матери. Если она отказывалась работать, то ее ругали, критиковали, поэтому в ней развилось патологическое чувство, что ее пребывание на этой планете должно быть оплачено постоянной заботой о других. Иначе она начинала ощущать собственную бесполезность и отсутствие цели в жизни. Моя попытка позаботиться о ней и снизить стоимость сеансов поставила ее в непривычную и опасную ситуацию. Она испугалась того, что после этого я буду злиться на нее, выражать свое недовольство. К тому же ей показалось, что после снижения оплаты наши отношения станут более личными и менее профессиональным. Похоже, что она просто не могла позволить себе поверить в то, что я просто забочусь о ней, а деньги и все остальное не так уж и важны. Мысль о том, что она платит мне за мою заботу, успокаивала ее, но принять бескорыстную заботу она не могла – это было для нее сверхстимуляцией. Так или иначе, она считала, что не заслуживает такого жеста с моей стороны. Ведь в своей жизни она привыкла только отдавать.

Затем ей приснился сон: вокруг – некая напряженная кризисная ситуация, возможно война. Ей необходимо убежище, и она приходит ко мне за помощью. Я разрешаю ей укрыться у меня. Затем мы лежим в одной кровати. На нас фланелевые пижамы, застегнутые на все пуговицы. Нам обоим немного неловко, приходится лежать так, чтобы не мешать другому, соблюдая границы. Никакого сексуального желания или чувства нет и в помине. Затем мы оказываемся в комнате, где обычно проходят наши сеансы терапии. Входит двухлетний, едва научившийся ходить ребенок. У него огромный, размером с ногу, пенис. С радостным видом он танцует, кружась по всей комнате.

В соответствии с законом синхронии, меня всю жизнь преследовала та же проблема – неумение принимать. Взрослея, я тоже привыкал заботиться о других, и мне всегда было трудно принять помощь от тех, кто хотел позаботиться обо мне. Пока я не осознал это, мне всегда было легче отдавать, чем получать. Таким образом, эта женщина принесла мне мою же собственную проблему. И все это – не случайность; с позиции недвойственной перспективы эта женщина является частью меня, той самой, что умеет только отдавать, но не принимать.