Двухлетний ребенок из сна символизирует срок нашей совместной работы и тот факт, что эта работа дала начало раскрытию творческого потенциала. Часть сна, в котором мы лежим в кровати, безусловно, связана с переносом и нашими с ней отношениями. Но весь ее сон можно применить и ко мне. Ведь мне всегда неловко рядом с той своей частью, которая привыкла все отдавать другим. Этот аспект моей личности находится в состоянии войны, он тоже нуждается в убежище. Другими словами, ее сон одинаково важен и значим для нас обоих. Наверное, именно это имел в виду Юнг, когда говорил, что сон – это то, что лежит между нами.

Второй пример – тоже женщина, психотерапевт, пытающаяся с моей помощью повысить свою профессиональную квалификацию. Она просила меня больше высказывать свое мнение о ней, говорить все, что я о ней думаю; она хотела, чтобы я давал больше интерпретаций. Все это не могло не затронуть мой нарциссизм, и я начал давать интерпретации. Через несколько сеансов я высказал ей ряд своих предположений: она встревожена тем, что она мне не нравится и что я скрываю от нее это свое отношение; она встревожена тем, что я не говорю о том, что хочу избавиться от нее, или же я не понимаю, что происходит, но не говорю этого, чтобы не терять свей власти над ней; я поддерживаю собственное превосходство за счет того, что многого не договариваю, на самом же деле я презираю ее за недалекость, глупость и т. п. Ни одно из этих предположений не произвело на нее ни малейшего впечатления.

Однажды она сказала: «Я просто хочу, чтобы вы стали больше похожи на меня. Я хочу видеть, что происходит у вас внутри, и сравнить с тем, что происходит у меня внутри. Мне нужно знать, похожи мы или нет». Она хотела ощутить сходство, одинаковость. Будучи ребенком, она постоянно чувствовала себя чужой в своей семье, неким инородным элементом. И это чувство до сих пор живет внутри нее. Она хочет знать, что я думаю по тому или иному поводу, потому что хочет понять, чувствую ли я то же, что и она, или наши мысли и ощущения различны. Она хочет, чтобы я был как она, это поможет ей понять, что она не одинока в этом мире.

Мое взросление сопровождалось аналогичными трудностями; я тоже всегда чувствовала свою чужеродность. Но я по-другому решил эту проблему, и именно поэтому я не сразу понял, чего хочет она. Она постоянно лелеяла надежду быть похожей на других, я же, еще будучи ребенком, сдался. Став в конце концов аналитиком, я нашел для себя некий модус существования, в котором мог бы немного отстраняться, сохраняя при этом связь с другими людьми. Анализируя мысли и чувства других людей, свои я мог оставить при себе. Для нас обоих понимание другого является необходимой связью, позволяющей справиться с чувством собственной чужеродности и неприкаянности. Это можно считать особым типом отношений с другими, который позволяет сохранять известную отстраненность. В работе с людьми, имеющими схожие с тобой трудности, синхрония становится очевидной; два человека оказываются связаны не просто во времени и пространстве, но и на уровне общего для них смысла.

Духовная важность эмпатии

По словам Кохута, эмпатия – это способность «вдумываться и вчувствоваться во внутреннюю жизнь другого человека» (Kohut, 1984, p. 82). Эмпатическая связь может быть установлена на разных уровнях (Hart, 1999). На самом поверхностном уровне мы понимаем, что переживает другой, но сами остаемся за пределами этого переживания, возможно потому, что не хотим в него углубляться и погружаться в боль этого человека. На более глубоком уровне эмпатии мы как бы ощущаем себя в чужой шкуре, однако сохраняем чувство личной идентичности. В предельной ситуации терапевт может настолько глубоко проникнуть в мир другой личности, что буквально переживает «превращение в другого, сливаясь с ним в одну общую самость» (там же, p. 119). В ряде своих работ Марер утверждал, что правильнее говорить не об эмпатии, а об упразднении дихотомии «субъект-объект» (Mahrer, Boulet, Fair weather, 1994). В такие моменты мы можем точно сказать, что думает и чувствует другой человек, как если бы мысли или эмоции висели в воздухе и всецело не принадлежали даже тому, кто их высказывает. Обе личности находятся под воздействием образов или эмоций, возникших в окружающем нас поле, и невозможно точно сказать, откуда они взялись. На уровне единого сознания терапевтические проблемы не относятся к конкретному индивиду, они принадлежат всему человечеству. В такие моменты чувство разделенности покидает кабинет терапевта. И дело не только в том, что мы как бы отбрасываем себя ради того, чтобы прочувствовать внутренний мир другого, или стараемся понять другого на основе понимания самого себя. Скорее, на какое-то мгновение исчезает сама граница между двумя личностями, обе оказываются внутри одного сознания, которое можно было бы назвать психическим единством. Для описания этого переживания Харт (Hart, 1997) использует термин «трансцендентная эмпатия», принадлежащий Гуссерлю. Спринкл называет подобное слияние двух личностей «психологическим резонансом» (Sprinkle, 1985, p. 206). Эмпатия – это состояние сознания, в котором мы связаны друг с другом и при этом находимся внутри всеобъемлющей Самости. Будучи центральным архетипом, Самость позволяет нам почувствовать целостность, и отсюда понятно целительное действие эмпатии.

Состояние глубокой эмпатии не может быть вызвано специально. Оно возникает спонтанно на фоне архетипического процесса coniunctio, состояния психологического и духовного единства. Такое единство сопровождается общими телесными ощущениями, единой образностью и инсайтами, общим ощущением смысла и знания, переживанием любви и безвременья. Несмотря на свою скоротечность, это переживание причастности к единому уровню всеобщего сознания гораздо ближе к истинной природе вещей, чем обычное, связанное с Эго, чувство разделенности и разобщенности. Тем не менее, в таких ситуациях терапевт должен сохранять способность использовать свои навыки и чувство такта, потому что мощное чувство утраты психологических границ может таить в себе опасность.

Уровень единства является тем измерением реальности, которое недоступно нашему привычному аппарату восприятия. И хотя оно присутствует всегда, мы начинаем осознавать его только в определенные моменты, моменты встречи, присутствия, скоротечных переживаний coniunctio [99] . В рамках терапевтических отношений такие переживания глубокого единства имеют целительный потенциал. Я говорю о некоем общем знании, которое необязательно опирается на сознательный процессы. Все терапевты (по крайней мере, задним числом) признают, что порой они так погружаются в работу, что хватка Эго полностью ослабевает. Терапевт оказывается в состоянии недвойственного осознания, когда все ответы возникают спонтанно, как бы используя его в качестве посредника. Но затем терапевт отвлекается на собственный личный материала, вроде чувств тревоги или скуки. И заботы эго-сознания затмевают тот тонкий уровень общего осознания, который всегда незримо присутствует.

Эмпатическая связь с другой личностью можно легко объяснить в терминах искупительной интроспекции или проективной идентификации, но на самом деле она отражает погружение в нелокальность (см. ниже). Связь устанавливается на трансцендентном, или недвойственном, уровне реальности. Если мы чувствуем, что все сказанное другим человеком могло бы вылететь и из наших уст, как если бы между нами не было никакой разницы, то мы – на этом уровне. Мы избавляемся от личностного понимания того, что происходит, от мыслей о том, что говорить и что понимать под словами другого. Мы избавляемся от любых ролей и идентификаций, включая желание помочь. Такой подход требует подчинения ситуации, но это – не защитное бегство и ни в коем случае не равнодушие, потому что терапевт сохраняет близкую связь со страдающей личностью. Приходит осознание трансперсонального измерения, которое, тем не менее, не имеет ничего общего с бегством от насущных проблем в мир фантазий. Однако не существует приема, с помощью которого мы могли бы всегда попадать на этот трансперсональный уровень; внезапное осознание ниспадает на нас, как благодать. А поскольку на этом уровне Эго перестает ощущать себя и свои границы, мы вспоминаем об этом переживании лишь ретроспективно; бессмысленно говорить «теперь мы с тобой находимся на этом уровне», потому что если вы действительно на нем находитесь, то ни «меня», ни «тебя» больше не существует.