Корбетт Лайонел
Шрифт:
Терапевт-скептик может попытаться свести описания состояний единства к регрессивным попыткам вернуться к утраченному состоянию инфантильного слияния с матерью или просто к проективной идентификации. Под проективной идентификацией обычно понимают процесс, в рамках которого содержание сознания проецируется на другое сознание. Однако если обе личности находятся внутри общего уровня сознания, то между ними нет границы, а значит, нет никакой проекции, переходящей от одного к другому.
Наша истинная природа
Духовно ориентированный терапевт во главу угла ставит природу личности [100] . Если мы считаем, что по сути своей человек обладает духовной природой, а также верим в существование трансцендентного уровня реальности, то это напрямую влияет на нашу терапевтическую практику. Это тем более важно, если мы верим в то, что трансцендентный уровень влияет на терапевтический процесс и направляет его.
Далее, для удобства и краткости, я буду использовать термины «Эго», «собственное „Я“» и «самость» взаимозаменяемо, хотя все эти понятия друг другу нетождественны. Выбор того или иного значения слова «Эго» зависит от того, какие работы вы читаете; Юнг понимал под Эго все, что находится в сознании, Фрейд считал, что Эго сознательно не полностью и всегда противопоставлено Ид и Супер-Эго. Поскольку понятие «Эго» связано с психологией влечений, Кохут, не желая причислять себя к этому направлению, использовал термин «самость». Под понятием «чувство собственного „Я“» я буду подразумевать субъективное переживание, а не некую онтологическую сущность.
100
Литературы на эту тему существует множество – см., например: Levin, 1992, или Glover, 1988.
Поскольку переживание разобщенных, отдельных друг от друга самостей отрицает реальность уровня единства между людьми, то важно разобраться, откуда берутся эти переживания собственного «Я». В этом вопросе я буду опираться на мудрецов духовных традиций недвойственности. Все они утверждают, что на глубочайшем уровне реальности есть лишь единство, ничего другого просто не существует. Однако подобное утверждение кажется бессмысленным, потому что все мы переживаем реальность, состоящую из отдельных объектов. Более того, нарциссические расстройства, являющиеся патологиями Эго, могут стать причиной ужасных страданий и разрушительных порывов. Поэтому важно понимать природу ощущения собственного «Я».
Вопрошание «Кто я?» составляет центральную проблему западной и восточной мысли, является частью бесконечных споров о природе самости. Наше чувство собственного «Я» настолько фундаментально, что его очень трудно сделать объектом изучения. В типично западном обществе люди вырастают самодостаточными индивидами, их сознание кажется чем-то личным, частным. Все мы – запертые в границах тела существа, разделяющие мир на внешний и внутренний. Наше тело выполняет функцию вместилища личности. Здоровое Эго способно отличать внутренний мир от внешнего, себя от других. Без этой способности все мы были бы психотиками, не умеющими сладить с окружающей действительностью. Именно поэтому глупо утверждать, будто Эго является чем-то маловажным. Проблема в том, чтобы адекватно оценить его границы, очертить его функции. Наши великие духовные учителя, такие как Будда и Иисус, могли терпеть сильнейшее страдание только потому, что обладали сильным Эго.
Развитие нашего чувства собственного «Я» обусловлено множеством различных факторов. Подобно нашей генетической конституции, чувство собственного «Я» строится за счет укрепления и интернализации переживаний, связанных с родителями и всеми теми, кто заботился о нас. Взаимодействия с другими людьми становятся строительным материалом для развития личности; развитие уверенности в себе, например, во многом зависит от того, как обращаются с ребенком его объекты самости. Следовательно, ощущение «Я» основывается на отношениях с другими людьми. Ребенку дают имя, которое становится частью детской осознанной самоидентификации – мы постепенно начинаем отождествлять себя с именем. К ребенку относятся как к отдельному от других независимому существу. Ощущению раздельности способствует также понимание того, что есть «мое» и есть «твое». В западных культурах ребенок начинает использовать такие слова, как «меня», «мой», в возрасте от полутора до трех лет, зачастую в процессе «борьбы» за тот или иной объект с другими детьми. Развитию чувства собственного «Я» способствует также растущее ощущение способности действовать; ребенок начинает понимать, что способен контролировать ситуацию, что он может быть причиной тех или иных событий. К тому же ребенок сравнивает себя с другими на основании способности/неспособности что-либо делать. Таким образом развивается чувство собственной уникальности, понимание того, что наши переживания отличаются от переживаний других. В процессе взросления на наше самосознание радикально влияет культура, религиозная традиция, личная мифология, мнения и идеи, которые мы впитываем, все, что нам нравится и не нравится, наши предпочтения, отношения, воспоминания, переживания, национальная идентичность и т. п. Постепенно ребенок начинает осознавать, что живет в контексте определенного набора социальных ролей и категорий, таких как брат/сестра, сын/дочь; начинает осознавать свою половую принадлежность. Половая идентификация – прекрасный пример того, как культура влияет на наше самоощущение. Представители феминизма описывали, какими способами в рамках нашей культуры женщине присваивалась подчиненная роль. По их мнению, это привело к тому, что теперь вся западная парадигма саморазвития зиждется на образе белого, гетеросексуального, влиятельного самца, не принимающего в расчет женские интересы и переживания.
В процессе развития мы формируем способы поддержания чувства собственного «Я» как механизма противодействия опасностям и вызовам окружающего нас мира. Это и называется развитием характера – особый путь адаптации, умение сохранять внутреннюю цельность, уверенность в себе и бороться с тревогой. Для защиты и поддержания чувства собственного «Я» мы стремимся к успеху, знаниям и социальному признанию. Раннее развитие редко бывает идеальным, и самость всегда чувствует, что ей чего-то не хватает. Поэтому мы развиваем идеологии и религии, поддерживающие самость и помогающие бороться с тревогой фрагментации. Обеспокоенность вопросом выживания кажется неотъемлемой частью всякой самости. Чем самость уязвимее, тем более оборонительную позицию она занимает. Источником новых сил может стать бессознательное, в котором хранятся вытесненные личные, а также архетипические содержания. И то, что мы называем личностью, в итоге является результатом взаимодействия всех этих факторов.
Постепенно мы приходим к мысленному образу самих себя и отождествляемся с ним, с «собой». Память обеспечивает временную протяженность этого образа. Мы смотрим на мир под ракурсом эмпирического опыта, откуда каждая самость видится отдельной от других. Мы целиком и полностью идентифицируемся с содержанием разума или, говоря словами Кришнамурти, самостью, порожденной разумом. «Всякий мыслитель привязан к мыслям», при этом «мысль» включает также эмоции и другие внутренние содержания (Krishnamurti, 1975, p. 252). Наша умозрительная внутренняя жизнь и наше поведение – результат этих состояний, нашей личной истории. А потому мы не можем утверждать, что Эго нереально; оно реально на своем уровне, уровне умозрительного образа. Изолированное ощущение собственного «Я» представляет собой идею, мнение, набор воспоминаний, но считать, что помимо этого больше ничего нет – иллюзия. Другими словами, моя личная история формирует мою биографию, но она ничего не говорит о моей истинной природе, о моей духовности. В восточных духовных традициях копание в своей личной истории сравнивают со снятием одного за другим слоев луковицы – в конце мы находим лишь пустоту. Утверждения «Я есть» и «Я есть то или это» – не одно и то же. Понимание того, что самость, «Я», есть всего лишь история, умозрительный образ, помогает расширить наш взгляд на свою природу, однако избавиться от такого образа нелегко.
Мысль о том, что чувство собственного «Я» связано с умозрительным образом, а не с сущностью, обычно удивляет нас, потому что все политические и психологические теории упирают на индивидуализм, на идею общества, состоящего из отдельных индивидов. Традиция недвойственности опровергает эту идею раздельности, отмечая, что «Я» не может существовать без «Ты», а потому наша автономность и разобщенность иллюзорна, так же как и наша независимость от окружающей среды. Мы не можем оторваться от всеобщей целостности, как Северный магнитный полюс не может существовать без Южного. Очевидная отдельность тела – всего лишь иллюзия, потому что о теле можно мыслить лишь в контексте этого мира, с которым оно постоянно совершает обмен материей. Для появления одной маленькой волны нужен весь океан, а для появления тебя или меня необходима вся вселенная. По сути, «Я» – это одно из конкретных мест воплощения вселенной. Вместо того чтобы воспринимать кожу как границу между миром и собой, ее можно считать местом соединения. Тело меняется медленно и потому кажется нам чем-то постоянным и целостным. Вихрь тоже кажется некоей единой сущностью, но он постоянно движется; пламя свечи – это поток горящего газа, который лишь кажется некоей «вещью». Сходным образом, тело – это процесс, а не изолированный объект. И потому не стоит беспокоиться об утрате индивидуальности. У каждой снежинки своя уникальная форма, но все они сделаны из одного материала, поэтому можно быть разными, оставаясь единой субстанцией.