Спустя несколько минут она закончила:

— Простите. Я сейчас не могу отличить правду от лжи. Честно говоря, у меня это никогда не получалось как следует. — Шарлин сделала маленький глоток обжигающе горячего шоколада, вдыхая его густой, сладко — горький аромат. — У меня, знаете ли, всегда была с этим проблема. И дело не столько в том, что я не знаю, где правда, а где ложь, сколько в том, что я не могу определить истинность свидетельства.

Она искоса взглянула на Мэддока. Тот, казалось, был занят какой — то своей проблемой и рассеянно смотрел на рваные переплеты теснящихся на полках книг. Казалось, он вовсе не слышит слов Шарлин, которой было, кстати, весьма интересно, по каким потайным путям бродит сейчас его мысль.

— Я выросла в эпоху Большой лжи. Вспомните «Альтернативы эволюции» или «Губительную мистификацию». Когда высокое должностное лицо авторитетно городит всякую чушь, то эту чушь средства информации подают так, что люди могут поверить во что угодно. Английская королева распространяет наркотики. Самовнушение излечивает рак. Германия выиграла Вторую мировую войну. Один умник все доказывал, что он основал учение «Диалектика между релятивизмом и абсолютизмом». Люди уже больше не знали, где правда. А тут еще и реклама…

Она отчаянно вздохнула и на мгновение пожалела, что не обладает красноречием Мэддока. Он всегда находил способ точно выразить свою мысль и одновременно сделать это идиосинкразически. Кстати, интересно было бы послушать, как он поет.

— Катя, вы специалист в теории информации. Вы это все знаете лучше меня, не так ли? Как я могу узнать правду, если пиксельная анимация и голоревизия в любой момент могут исказить все, что я вижу. Как я могу знать о том, что действительно происходило сотню лет назад, когда я не верю даже тому, что говорят в обзоре вечерних новостей? Кругом одна ложь, как я могу узнать правду?

— В этом вопросе не обойтись без доверия, — очень тихо сказала Катя.

— Доверие можно обмануть.

— Когда так случается — это тоже своеобразное постижение истины.

— И ты становишься печальнее, но мудрее, — усмехнулась Шарлин. — А если мне не нравится цена, которую нужно платить за мудрость?

— Следовательно, вам так никогда и не удастся научиться распознавать правду.

Шарлин замолчала, удивленная Катиной грубовато — прямой манерой разговаривать. Но Катя продолжала, сверкая глазами, полными острого и незаурядного ума:

— Вы ничего не извлекаете для себя при таком воинственном отношении к окружающему миру. На любую вещь или событие можно смотреть больше чем с одной точки зрения, а часто даже больше чем с двух таких точек. Существует разница между тем, чтобы осторожно действовать на поверхности, и тем, чтобы спрятаться в подвале. Вы можете выбрать между большим числом незначительных рисков и одним огромным, смертельным. На свободе, лавируя между ловушками и капканами, вы можете угодить в них, а можете не угодить, но в подвале, когда ваш враг взломает дверь, вам точно конец. Всеобщая безопасность есть одновременно и всеобщее заключение. Если вы хотите, чтобы вас никогда не обманули, то проще всего никогда никому не доверять.

Она засмеялась и сделала большой глоток горячего шоколада. Наряду с ароматом какао из ее чашки исходил едва уловимый запах какого — то крепкого спиртного напитка. Шарлин догадалась, что Катя для остроты эффекта добавила в шоколад немного запрещенного рома.

— Что касается меня, — сказала, улыбнувшись, Катя, — то мне нравится интересная ложь. Хорошая выдумка, если, конечно, в ней все — таки имеется реальное содержание, всегда информативна и часто очень забавна. В ней, словно в сером тумане, прячется вероятность, где — то близкая к половине. Так называемое «правило пятидесяти процентов». Мне вовсе не нужны нули и единицы. Так что, — она красноречиво пожала плечами, — мне тоже постоянно лгут. Но шоколад все еще сладок, и я все еще верю своим друзьям. Она повернулась и тепло обняла Кристофера, чем, кажется, весьма смутила его. — Кроме того, — закончила она с роковой усмешкой, — после того как обнаружишь, что тебя надули, всегда остается время для реванша.

Шарлин взглянула на Катю и рассмеялась грустным, коротким смехом:

— Я видела жутко прозрачного нематериального монстра, поджидающего свои жертвы, словно паук в паутине. Видела зверя, который думает, как человек, но я не знаю, кто он: ангел, дьявол или пришелец откуда — нибудь из созвездия Кассиопеи. И наконец, я сижу рядом с человеком, которому две сотни лет! Во что я должна верить?

Кристофер предложил ответ:

— Верьте в себя. Конечно, иногда вас могут обмануть. Может быть, иногда вы сами себя обманываете и верите тому, во что хотите верить. Но никогда не надо предавать себя.

Мэддок имел другое предложение. Вернувшись обратно из своих далеких мысленных путешествий и глубоких раздумий, он дотронулся до руки Шарлин и спокойно сказал:

— Пошли со мной.

Не говоря больше ни слова, Мэддок и Шарлин встали из — за стола. Спустившись по винтовой лестнице мимо затхлой библиотеки и неуклюже торчащих то тут, то там баров, они направились к выходу. Мэддок открыл стеклянную дверь, которая задела маленький, издававший красивый мелодичный звон колокольчик. Затем их поглотил обычный уличный шум.