то, во многих случаях поступил бы в своей жизни иначе.

Понятно, что Сталин над многими подобными вопросами и проблемами долго размышлял и даже экспериментировал (например, «стахановское движение»). Но если так критически полностью отбросить коварного авантюриста К. Маркса, то тогда неизбежно встает страшный вопрос: куда идем? Что строим? В этом случае Сталин оставался в жутком одиночестве, и на нем лежала вся ответственность по этим вопросам. Он должен был переставить марксизм на новую теоретическую основу, адекватную реальности, или вместо него создать нечто совершенно новое. Фактически в этом случае он должен был почти с нуля построить свою, новую базовую теоретическую, идеологическую основу создания нового справедливого и более совершенного человеческого общества и государства. То есть, он должен был начать со своей работы «Социализм или анархизм?» (1906 г.) и продолжить её, далее проделать огромную работу, чтобы новая теория получилась полноценной, завершенной. А было ли у него для этой важной работы время? Он занимался послевоенным восстановлением страны, её защитой в условиях новой холодной войны, атомным оружием, созданием Израиля, «русским делом», Г. Жуковым и другими возомнившими себя героями и гениями генералами и маршалами, борьбой с злокозненными неблагодарными евреями, грузинами, мингрелами, «делом врачей» и т.д.

И где-то между этими событиями в послевоенные годы, скорее всего — ночами, он находил свободные часы для раздумий над марксизмом, над необходимостью построения новых реальных теоретических и идеологических основ не фантастического коммунистического общества, а реального социалистического. И 1 февраля 1952 года была издана небольшая книга Сталина размером в брошюру под названием «Экономические проблемы социализма в СССР», где он высказал некоторые свои мысли не только по поводу экономических проблем. И далее я её фрагментарно проанализирую:

«Марксизм понимает законы науки, — все равно идет ли речь о законах естествознания или о законах политической экономии, — как отражение объективных процессов, происходящих независимо от воли людей. Говорят, что экономические законы носят стихийный характер, что действия этих законов неотвратимы, что общество бессильно перед ними. Это неверно. Это — фетишизация законов, отдача себя в рабство законам. Доказано, что общество не бессильно перед лицом законов, что общество может, познав экономические законы и опираясь на них, ограничить сферу их действия, использовать их в интересах общества и "оседлать" их».

То есть Сталин решил не отбрасывать резко Маркса, марксизм, не дискредитировать его перед народом, а плавно изменить. И здесь стоит отметить, что если законы науки адекватно отображают окружающую действительность, в том числе и процессы в человеческом обществе, то есть являются объективными, точно научными, то их изменить нельзя, их можно только использовать или по глупости бесконечно с ними бороться. А «научные» законы легко изменить — если они неадекватные, неверные, ошибочные. Сталин этого напрямую не говорит, а использует «обтекаемый», политесный язык. Послушаем ещё Сталина по поводу законов:

«Существует ли основной экономический закон социализма? Да, существует. В чем состоят существенные черты и требования этого закона? Существенные черты и требования основного экономического закона социализма можно было бы сформулировать примерно таким образом: обеспечение максимального удовлетворения постоянно растущих материальных и культурных потребностей всего общества путем непрерывного роста и совершенствования социалистического производства на базе высшей техники».

Начну с того, что нет такого закона, такой закон социализма не существует. И не было такого закона ни у К. Маркса, ни у Бланка-Ленина, ни до них, а впервые озвучил его Сталин. Невозможно закон придумать, чтобы он работал с данного момента. Закон, закономерность действует помимо желания или нежелания человека. А, например, мы наблюдали в 60-х или 70-х годах при социализме: кто-то недодумал, кто-то недооценил или что-то просмотрел в тенденциях моды и легкой промышленности — и советские женщины остались без нового вида зимних сапог или без колготок. И где здесь действует закон, по которому должны быть колготки? Он не действует — потому, что его в данном случае нет. А действует другой закон — не рыночный, а «роль личности министра», по которому рано или поздно произойдёт сбой. Кстати, это не трагично, если в расстановке ценностей в обществе эти злосчастные колготки не являются главной ценностью. А если бы существовал рынок, то там действовал бы рыночный закон, который быстро закрыл бы прореху и без министра или его замов.

Закон либо есть, либо его нет, существующий в Природе, во Вселенной закон (кроме юридических) невозможно придумать, его можно только открыть — в смысле обнаружить. То, что озвучил Сталин, следует назвать не законом, а например — принципом социализма или одним из основных постулатов социализма, или одной из идей социализма и т.п. Но следует учесть, что прошло всего несколько лет после тяжелой разрушительной войны, и после голода в 1946-1947 годах, не до того пока, чтобы «удовлетворить постоянно растущие материальные и культурные потребности», хотя бы народ накормить сытно. Для этого необходимо создать стабильное эффективное производство продуктов питания, а этим в СССР после радикальной сталинской перестройки сельского хозяйства с 1933 года занимались колхозы и совхозы и работающие в них сельхозрабочие. Поэтому Сталин в этой работе уделил сельскому хозяйству много внимания:

«В настоящее время у нас существуют две основные формы социалистического производства: государственная — общенародная, и колхозная, которую нельзя назвать общенародной. В государственных предприятиях средства производства и продукция производства составляют всенародную собственность. В колхозных же предприятиях, хотя средства производства (земля, машины) и принадлежат государству, однако продукция производства составляет собственность отдельных колхозов».

Как это ни шокирует коммунистов, особенно фанатичных сталинистов, в вышеизложенном сталинском утверждении есть много фундаментальных ошибок. Вначале несущественное замечание: если колхоз покупал технику за деньги и полностью расплачивался, то это была его собственность, а не государственная, но не в этом дело. Обидно, что по довольно простым вопросам до сих пор идут горячие споры, потому что «чистым» теоретикам, кто не жил и не работал в колхозе, трудно объяснить и трудно понять истину, которую прекрасно понимал колхозник.

Как правило, инициатором организации, создания колхоза были представители государства, то есть — государство. Очень редко было так, чтобы собрались крестьяне нескольких деревень и сказали: мы отказываемся от многовекового уклада жизни и способа труда, а всё добро сбрасываем в общую кучу и организуемся в новую форму труда, и все радостно подняли руки вверх «За!». Чаще всего (99%) это делалось инициативой извне более-менее мирным путем или как мы наблюдали в 30-х годах. Поэтому изначально, независимо от названия «совхоз» или «колхоз», крестьяне, не вникая в юридические тонкости, воспринимали эти организации как государственные.