И далее жизнь только больше их убеждала, ибо, хотя «продукция производства составляет собственность отдельных колхозов», но это не была частная собственность или их частная коллективная. Им был спущен план, как заводам — произвести не менее такого-то количества продукции. И, несмотря на свою «негосударственную» собственность, они не имели права продать свободно свою продукцию кому угодно и по договорным ценам, а были обязаны продать на государственные заготовительные базы, склады или перерабатывающие предприятия по строго установленным государством ценам, как правило, сильно заниженным.

А как реально устанавливался руководитель колхоза, председатель — из своих? Даже если из своих кадров местной интеллигенции (агроном, зоотехник, инженер, экономист и т.п.), то по настоятельной безапелляционной рекомендации местных районных советских и партийных властей, а чаще — бывший инструктор райкома партии, местного сельхозуправления или председатель и «созревший» специалист из соседнего колхоза; то есть руководителя над колхозниками, их начальника ставило государство, это был его ставленник. Даже главные колхозные специалисты (главный агроном, главный зоотехник, главный бухгалтер, главный инженер) увольнялись и ставились сельхозуправлениями, а на формальном колхозном собрании состоявшийся факт формально закрепляли голосованием, а то обходились и без него.

Сами чиновники различных уровней воспринимали колхоз как исключительно государственное подразделение. Я прекрасно помню, как в течение одного месяца в «самостоятельный», «негосударственный» колхоз могли «нагрянуть» с инспекторской проверкой поочередно: начальник районного или областного, а то и республиканского сельхозуправления или кто-то из многочисленных его подчиненных (замов или инспекторов), из районной или областной парторганизации, из районной или областной ветеринарной или санэпидинспекции, из племстанции, из госконтроля, районного статуправления, главные лесники и главные пожарники, из налоговой, из грозного ОБХСС, не дай Бог, найдется повод приехать из местной или областной милиции или прокуратуры. И всех надо было подобострастно обаятельно встретить, ответить на все вопросы строгого проверяющего, хлебосольно «отобедать», вечером устроить обильную «посиделку» или «маёвку» с охотой или рыбалкой, отправить из колхоза довольных с достойным гостинцем «что Бог послал».

Неграмотные колхозники, да и грамотные специалисты колхоза, понимающие юридические тонкости, воспринимали колхоз как государственное предприятие, это и были фактически государственные предприятия по производству зерна, овощей, молока и мяса. А сельхозрабочие, отработав на нем, на не своём, спешили на свой маленький участок в 15-20 соток, в сарай с двумя поросятами, одной коровой и десятком кур, чтобы ещё поработать там, чтобы прокормиться, ибо государство трудодни платило по осени, а вечером можно было что-то украсть из не своего колхоза для своих поросят и коровы (картошки или свеклы из колхозного бурта, соломы, сена). А у многих и хозяйства не было, кроме нескольких кур, те как рабочие после станка, шли беззаботно после работы пить и затем плясать в клуб, у них, как у американского фермера или российского кулака, не болела 24 часа голова — что сделать, чтобы урожай в поле был максимальным.

Всё это в сумме выливалось в эффективность и результаты, а Сталин ночами думал: ведь бесспорный факт — почему же при царе Россия себя кормила и была основным поставщиком в Европу зерна, масла, сала, сахара, меда, шкур, льна и т.д., а при лучшей социалистической организации живет впроголодь, и если так дальше пойдет, то придется покупать сельхозпродукты на Западе, что само по себе многое дискредитирует. Хотя подчеркну — при правильном отношении к колхозам и колхозникам и при правильной научной организации труда и производства колхозы могут показать хорошие результаты, и даже — выдающиеся, как это видно в колхозах под руководством А. Лукашенко на очень бедных белорусских землях.

Сталин продолжал «гонять» сельхозтему: «Другие горе-марксисты думают, что следовало бы, пожалуй, взять власть и пойти на экспроприацию мелких и средних производителей в деревне и обобществить их средства производства. На этот бессмысленный и преступный путь также не могут пойти марксисты.

Для экономической смычки города и деревни, промышленности и сельского хозяйства сохранить на известное время товарное производство (обмен через куплю-продажу) как единственно приемлемую для крестьян форму экономических связей с городом и развернуть вовсю советскую торговлю, государственную и кооперативно-колхозную, вытесняя из товарооборота всех и всяких капиталистов».

Здесь Сталин, играя в гуманного вождя, демонстрировал неадекватную оценку действительности: во-первых, как я показал выше — крестьян в СССР после 1933 года не было как класса, а были сельхозрабочие, колхозники и совхозники, которые разницу между собой не понимали.

А во-вторых, и главное — какие могли быть в СССР после тотального грабежа и репрессий 1929-1934 годов и ещё после репрессий в 1937 году, и после длительной войны богатые колхозники и совхозники? Кого грабить, что экспроприировать? Что и зачем обсуждать? На грани здравомыслия.

К тому же — какие в послевоенные годы, в 1946-1952, в СССР были в товарообороте между городом и деревней капиталисты? О ком это Сталин? Неужели там ещё много осталось нэповских советских бизнесменов «Остапов Бендеров»?

А похоже, что те «горе-марксисты» из его окружения, которых критикует Сталин, вообще были, очень мягко выражаясь, за гранью здравого смысла. Далее из неадекватностей Сталина в этой работе:

«Несомненно, что с уничтожением капитализма и системы эксплуатации, с укреплением социалистического строя в нашей стране должна была исчезнуть и противоположность интересов между городом и деревней, между промышленностью и сельским хозяйством. Оно так и произошло». В том и дело, что это не произошло. Если бы к колхозникам отнеслись как к равноправным гражданам, а не как к сельхозрабам — и дали бы им паспорта (а дали только в 1969 году!), как к рабочим — платили бы им постоянную зарплату и премию по результатам труда, то и эффективность труда была бы другая, и о противоположности интересов не пришлось бы говорить. Можно максимально стереть разницу между городом и деревней, но для этого необходимо много времени, много труда и немало ресурсов, пример — посмотрите в современной Белоруссии на лукашенковские агрогородки (например, колхоз «Обухово» или «Вертелишки» Гродненского района и др.)