По своим психологическим, лидерским качествам в одиночку решиться и организовать отравление Сталина точно не могли Булганин, Маленков или Игнатьев, не мог хитрый и осторожный Микоян, могли решиться на это только Берия и Хрущев. И если поставить дальнейший вопрос: кто из этих двоих, исходя из качеств характера, вероятнее всего мог решиться на подобный рисковый поступок, то Берия имеет явное преимущество. Берия не безосновательно, не только на основании своих заслуг, но и с учетом своего характера, интеллектуального потенциала, своих амбиций считал себя наследником Сталина, будущим главой СССР, и это подтверждают свидетели тех времен, той ситуации в советских верхах: Поскребышев, Молотов, Байбаков.

А каковы мотивы, причины желания Л. Берия ускорить кончину Сталина? Во-первых, обиды ранимого честолюбивого человека по поводу его понижения в послевоенный период, недооценка Сталиным его заслуг, особенно в период войны и в создании атомного оружия; во-вторых, страх перед непредсказуемостью Сталина на фоне жестокой расправы над русскими управленцами, над еврейскими националистами (а Авторханов и Энтони Саттон утверждали, что Берия был полуевреем) и особенно над грузинскими и мингрельскими националистами в 1952 году по «мингрельскому делу»; в-третьих, ревность к власти «созревшего» к ней Л. Берия на фоне стареющего больного и уже интеллектуально слабого Сталина и на фоне всех остальных в окружении Сталина, явно уступающих по лидерским, волевым, организационным и интеллектуальным качествам Берии. И всё вышеперечисленное следует рассматривать не по отдельности, а в сумме, во взаимодополнении и взаимоусилении, как суммарный эффект.

Дочь Сталина Светлана Аллилуева в книге "Двадцать писем к другу" утверждает, что во время последней болезни Сталина «только один человек вел себя почти неприлично — это был Берия. Он был возбужден до крайности, лицо его, и без того отвратительное, то и дело искажалось от распиравших его страстей. А страсти его были — честолюбие, жестокость, хитрость, власть, ВЛАСТЬ. Он так старался, в этот ответственный момент, как бы не перехитрить и как бы не недохитрить! И это было написано на его лбу. Он подходил к постели и подолгу всматривался в лицо больного — отец иногда открывал глаза, но, по-видимому, это было без сознания или в затуманенном сознании Берия глядел тогда, впившись в эти затуманенные глаза; он желал и тут быть "самым верным, самым преданным" — каковым он изо всех сил старался казаться.

В последние минуты, когда все уже кончилось, Берия вдруг заметил меня и распорядился: «Уведите Светлану!». На него посмотрели те, кто стоял вокруг, но никто и не подумал пошевелиться. А когда все было кончено, он первым выскочил в коридор и в тишине зала, где стояли все молча вокруг одра, был слышен его голос, не скрывавший торжества: "Хрусталев! Машину!"».

Э. Радзинский утверждает — отравление Сталина организовал только Берия через своего сообщника в личной охране Сталина Ивана Хрусталева.

Мое мнение — в заговоре против Сталина участвовали все члены космополитической группировки (от Микояна до Хрущева), а Берия, на основании своих качеств, закономерно играл ведущую, доминирующую, лидерскую роль. И Хрущев в этот период, в этом «раскладе», в этом заговоре был единомышленником Берии, признавал его доминирование, ему даже было выгодно, чтобы в этом рисковом деле большую часть ответственности и риска нес Берия, на этом этапе Хрущев с ним за лидерство точно «не бодался»; хотя всё перечисленное не снимает ответственности с Хрущева и с остальных членов заговорщицкой группы за преступный заговор, за преступление.

Уверен, что были такие, кто не играл активную роль в заговоре или даже не были в группе заговорщиков, но находились рядом и понимали, что происходит вокруг Сталина (особенно после снятия Власика) и с сочувствием, с симпатией относились к цели заговора и «по умолчанию» его поддерживали, а значит в какой-то мере в нем пассивно участвовали. Это закономерная трагедия Сталина как неординарной личности, мощного выдающегося лидера, который в конце своей исторической эпохи исчерпал себя и уже ничего нового не мог дать этому Миру (хотя он был другого мнения, однако его последняя интеллектуальная работа «Экономические проблемы» показала другое), и, «задержавшись» на исторической сцене, нажил себе много противников и недоброжелателей в своём ближайшем окружении, которые «подросли» в ходе многих испытаний, многое понимали, были высокого о себе мнения (хотя до уровня Сталина на пике его развития не дотягивали) и не смотрели уже с восторгом и искренним подобострастием в рот своему гениальному вожаку, лидеру (теперь уже дряхлому, больному и «не в форме»), как это было в периоды трудных испытаний в 30-х годах и во время войны, и цинично готовились ускорить кончину своего былого кумира.

Понятно, что на любом историческом отрезке времени прошлое, настоящее и будущее связано между собой в целое множеством связей, и события и действия Берии после смерти Сталина во многом подтвердят вышепредставленную картину, это мы рассмотрим в следующей главе. «Советские люди услышали роковую весть утром 6 марта. Однако наши ненавистники за рубежом к тому времени ликовали уже пятый день! 1 марта начала свои передачи радиостанция «Свободы», орган Центрального разведывательного управления США. Первой её сенсацией было сообщение о смерти Сталина. В тот же день эту весть подхватили радиостанции "Голос Америки", "Голос Израиля", "Голос Швеции" и "Би-би-си"», — отметил в своём исследовании Н. Кузьмин.

После того, как «четверка» посетила 1 марта «парализованного» Сталина, информацию на Запад могли отправить Берия, Каганович, или она «ушла» через лечащих врачей. В любом случае этот факт подтверждает, что шпионский канал передачи информации на Запад работал исправно и быстро. То, что Сталина добили — отравили или добили — не вызвали вовремя врачей, у исследователей истории уже мало сомнений, хотя не было бы существенных изменений в СССР, в раскладе последующей власти и в ходе последующих событий, если бы больной Сталин прожил бы ещё два или три месяца и умер своей смертью.