Дон Камилло покачал головой:

— Нет уж, назовем его Либеро Камилло Ленин, — сказал он. — И Лениным тоже: там, где есть Камилло, Ленину не разгуляться.

— Аминь, — пробормотал Пеппоне, ощупывая челюсть.

Когда все уже было закончено и дон Камилло шел мимо алтаря, Христос сказал, улыбнувшись:

— По правде, дон Камилло, с политикой ты справляешься лучше, чем Я.

— Да и с мордобоем тоже, — гордо ответствовал дон Камилло, с подчеркнутым равнодушием ощупывая огромную шишку на лбу.

Под вечер в приходской дом зашел Баркини из писчебумажной лавки. Будучи счастливым обладателем печатного станка 1870-го года выпуска и двух ящиков литер, он украсил свою лавку вывеской «Типография».

Он явно что-то хотел рассказать дону Камилло и провел у него немало времени.

Как только Баркини ушел, дон Камилло побежал к Распятию поделиться услышанным с Иисусом.

— Важные новости! Завтра выйдет вражеский манифест. Его печатает Баркини, и он принес мне гранки.

Дон Камилло вынул из кармана свеженапечатанный листок и стал читать вслух:

Дон Камилло ухмыльнулся.

— Ну и как Тебе это, Господи? Разве не шедевр? А завтра — представляешь, как будет веселиться народ, когда увидит этот манифест на стенах. Пеппоне пишет речи! Помереть можно от смеха!

Иисус молчал, и дон Камилло удивился.

— Ты не оценил его стиль? Хочешь, перечитаю?

— Да слышал Я, слышал, — сказал Христос. — Каждый выражает свои мысли, как умеет. Можно ли от человека, окончившего три класса, требовать понимания стилистических тонкостей?

— Господи! — Дон Камилло развел руками. — Тут такая каша, а ты говоришь о тонкостях!

— Дон Камилло, самое недостойное в споре — придираться к грамматическим и синтаксическим ошибкам. В споре главное — аргументы. Уж если на то пошло, ты мог бы сказать, что отвратителен угрожающий тон этого послания.

Дон Камилло спрятал листок в карман.

— Это само собой, — пробормотал он, — совершенно недопустимый тон. А с другой стороны, чего еще ждать от таких людей? Они понимают только насилие.

— И все же, — заметил Христос, — несмотря на его эксцентричные выходки, этот Пеппоне не кажется Мне таким уж мерзавцем.

Дон Камилло пожал плечами.

— Ну, это ведь все равно, что налить хорошее вино в прогнившую бочку. Когда человек вращается в известных кругах, и набирается известных безбожных идей, и имеет дело с известного сорта людишками, то он неизбежно портится.

Но, похоже, Иисуса его аргументы не убедили.

— Мне кажется, в случае с Пеппоне форма не главное, мы должны задуматься о сути. Узнать, что заставило Пеппоне решиться на такое: его природная испорченность или чья-то провокация. По-твоему, на кого он так рассержен?

Дон Камилло только руками развел. Да кто ж его знает?

— Здесь важно понять, что за обида была нанесена, — настаивал Христос. — Там же говорится об оскорблении, которое кто-то написал вчера вечером на их партийной стенгазете. Ты вот, когда ходил вчера в табачную лавку за сигарой, не проходил ли, случаем, мимо этой газеты? Вспомни, пожалуйста.

— Ну, в общем, да, проходил, — признал дон Камилло.

— А не случилось ли тебе остановиться и почитать, что там написано?

— Почитать — нет. Так, поглядел немножко. А что, разве это плохо?

— Ну что ты, ни в коей мере. Нужно всегда быть в курсе того, что говорит, пишет, а по возможности, и что думает наша паства. Я спросил, просто чтобы узнать, не заметил ли ты какой-нибудь странной надписи, когда остановился возле газеты.

Дон Камилло отрицательно покачал головой.

— Могу поклясться, когда я там останавливался, ничего странного на листе не было.

Христос задумался и несколько секунд молчал.

— А когда ты отходил от газеты, дон Камилло, ты не видел на ней никакой странной надписи?