Сложив свои вещички в угол, Зяма уселся на оказавшийся здесь колченогий стул и задумался. Ему следовало решить, как быть дальше, и, кроме того, существовала опасность, что здесь найдутся те, кто знал о его прежней службе в милиции. Но именно она-то и изменила характер Зямы, а тайно принесённый сюда револьвер тоже придавал некоторую уверенность.

Впрочем, как ни ломай голову, следовало выяснить, что здесь и как. Придя к такому выводу, Зяма встал со своего стула и, оставив сырой подвал, по кривой улочке направился в сторону синагоги, где, как он не без основания предположил, есть возможность выяснить многое из того, что его интересует.

У синагоги народу и впрямь было много. Толпившиеся здесь евреи обменивались слухами, догадками и высказывали порой самые невероятные предположения. Впрочем, послушав эти разговоры, Зяма пришёл к выводу, что никто ничего толком не знает.

Послонявшись ещё малость и заключив, что делать тут нечего, Зяма совсем уж собрался уходить, как вдруг ему показалось, будто в толпе мелькнуло знакомое лицо. Это было так неожиданно, и Зяма решил, что ошибся, но желание проверить оказалось сильнее, заставив его пойти в ту сторону.

Конечно, никого там не увидев, Зяма в растерянности остановился и вдруг замер, чуть ли не задрожав от радости. Прямо на него, выйдя из-за угла синагоги, шла Рива. Откуда она тут взялась, было неясно, но для Зямы это не имело никакого значения.

– Это ты?.. – и ошарашенный неожиданной встречей парень принялся бестолково топтаться вокруг девушки.

– Я… – грустно ответила Рива и как-то странно посмотрела на Зяму, а тот, наконец-то собравшись с мыслями, удивлённо сказал:

– А я думал, что вы остались в Одессе…

– Как видишь, нет… – с непонятным безразличием ответила Рива и решительно пошла к боковой улочке, уводившей в сторону от синагоги.

– Значит, вы тоже тут… – произнёс вслух Зяма и вслед ей спросил: – А где дядя? Он тоже здесь?

– Дяди нет, я перед самой войной одна вернулась, – ответила Рива, даже не посмотрев на Зяму, который, забежав сбоку, неловко загородил ей дорогу.

– Не понял, как это?

– Очень просто, – Рива остановилась. – В Одессе дядю арестовали.

– Как это арестовали? – вытаращил глаза Зяма. – За что?

– А я знаю? – Рива хотела обойти мешавшего ей Зяму, однако совсем сбитый с толку парень схватил её за руку.

– Подожди, такого вовсе быть не может. Что он такого сделал?

– Что он такого сделал?.. – повторила вопрос Рива и в упор посмотрела на Зяму, будто решая, стоит ему что-то пояснять или нет.

Но, видимо, всё происшедшее где-то там, в Одессе, настолько давило девушку, что она сама взяла парня за руку и тяжело вздохнула. Похоже, ей перед кем-то надо было выговориться, а Зяма как-никак был свой, и девушка сбивчиво начала:

– Понимаешь, дядя встретил там своих старых друзей, и у него с ними были какие-то дела, а потом его арестовало НКВД…

– НКВД? – перебил её Зяма. – Ты не путаешь? Может, просто милиция?

– Не путаю, – снова вздохнула Рива. – Видимо, там было что-то серьёзное. Я не знаю, мне никто ничего не говорил. Но эти дядины друзья сразу отвели меня на другую квартиру. А когда за мной тоже пришли, сказали, что я куда-то уехала… Потом я и вправду уехала сюда, домой, а про дядю ничего не известно…

– Вот даже как… – не зная, что и сказать, протянул Зяма, а Рива, отпустив руку парня, медленно пошла дальше.

Зяма зашагал следом, собираясь расспросить, когда она точно приехала и как оказалась в «Шанхае», но Рива больше не произнесла ни слова.

Вообще-то было ясно, что Зямино присутствие Риве в тягость, но парень, не замечая этого, продолжал идти рядом…

Остап осматривался по сторонам так, как будто впервые видел эту комнату. Сегодня он наконец-то почувствовал, что выздоравливает, и потому смотрел на всё совсем другими глазами. Конечно, ранение давало о себе знать, любое шевеление ещё причиняло боль, но если лежать неподвижно, то она постепенно отпускала, и тогда Остап блаженно замирал в своей койке, лишь осторожно чуть поворачивая голову в ту или иную сторону.

Особое внимание привлекал стеклянный медицинский шкаф. Остапу вспомнилось, как раньше, в полубредовом состоянии, он представлялся ему неким светлым пятном, испещрённым металлическими проблесками. Теперь же парень отчётливо видел прозрачные полки, на которых в образцовом порядке лежал хирургический инструмент.

Окно палаты было открыто, и через него в комнату потоком вливался свежий воздух, пропитанный садовыми ароматами и напоённый дыханием протекавшей совсем рядом, буквально за оградой усадьбы, реки. Лёжа на койке, Остап не мог видеть деревьев сада, но он слышал, как шелестят их листья, и ему даже казалось, что он различает тихое журчание воды.