Шрифт:
– Не. Я другое дело, – покачал головой Дмитро. – Сам знаешь, земли у меня мало, только-только прокормиться. А покупать землю сейчас, дело неверное. И опять-таки гроши треба. Кто мне их даст? До того ж слух идёт, немцы колхозы оставляют, и как оно дальше будет, дидько его знает. А тут я одет, обут, накормлен, до того ж гадаю, як все закончится, мне службу в полиции зачтут…
– И то верно, – согласился Остап. – А мне, брате, до войска…
– Ты що у нимцив служить будешь? – спросил Дмитро.
– Не, до них не пойду, – отрицательно замотал головой Остап.
– Так украинского ж войска нема, – возразил брату Дмитро.
– Будет, – твёрдо заявил Остап.
– Э, когда оно ещё будет, – хмыкнул Дмитро и вдруг оживился: – Слухай, а може, ты теж до полиции вступишь? Тебя начальником постерунка сделают, а я при тебе старшим полицаем. И чтоб не в городе, а десь, в селе, оно ж спокойнее будет…
– Спокойнее, говоришь? – усмехнулся Остап.
На какой-то момент в его голове мелькнуло желание и впрямь сделать так, как предлагает Дмитро, но Остап прогнал эту мысль, решительно заявив:
– Не, брате, я таки буду вийськовым.
– Ну как знаешь… – Дмитро поднялся с колоды. – Пошли, проведу тебя до дому, а то мне на дежурство скоро…
Медленно, с частыми остановками братья поднялись на крутой замковый холм и не спеша зашагали в сторону предместья, где жил Остап. Так они прошли через опустевший базар, потом мимо длинного здания спортивной школы и коротеньким переулком выбрались к «Гитлерштрассе».
На перекрёстке братьям пришлось задержаться. Тут у тротуара штабелями был сложен собранный из развалин горелый кирпич, и сейчас десятки плохо одетых людей вручную грузили его в кузова двух тупорылых «опель-блицев», вставших поперёк мостовой, загородив проезд.
Вообще-то сбоку пройти было можно, но Остап впервые оказался здесь и, остановившись, с удивлением смотрел на происшедшие перемены. Больше всего поражало, что когда-то шикарный магазин Кронштейна просто исчез. Остатки стен были разобраны, мусор вывезен, битая щебёнка равномерно разбросана, и теперь на месте трёхэтажного углового дома получилась сравнительно ровная площадка, возвышавшаяся над тротуаром всего на метр.
– А кто эти рабочие? – спросил у брата Остап.
– Как кто? – усмехнулся Дмитро. – Не видишь, евреи…
– Откуда их столько? – Остапу было непонятно, зачем на погрузку кирпича ставить только евреев.
– Да из гетто, – как о само собой разумеющемся сообщил Дмитро. – Их каждый день на всякие чёрные работы гоняют.
– Вот, значит, зачем их вместе собрали, – решил Остап.
– Да всяко болтают, – как-то двусмысленно протянул Дмитро.
Остап с любопытством присмотрелся к работающим и вдруг, заметив знакомое лицо, дёрнул брата за рукав.
– Ты посмотри, это же Зяма!
– Какой ещё Зяма? – не понял Дмитро.
– Да тот, из кнайпы. Что потом милициантом стал, а когда я его помочь попросил, он за мной по всему городу гонялся.
– Ах, это тот, – насупился Дмитро. – Ладно…
Он решительно шагнул вперёд и, указывая пальцем на Зяму, с чисто полицейской интонацией повелительно крикнул:
– Эй ты, подойди сюда!
Зяма послушно подбежал и, сдёрнув с головы шапчонку, замер.
– Вот я тебя спросить хочу… – грозно начал Дмитро, но брат почему-то остановил его:
– Подожди, я его сам спрошу…
– Да спрашивай, если охота, – Дмитро безразлично пожал плечами.
И тогда Остап, с непонятной благожелательностью посмотрев на Зяму, задал совсем неожиданный вопрос:
– Ну как, старый Шамес перебрался в Америку?
– Куда? – Явно сразу узнав Остапа, Зяма оторопело посмотрел на него, но немного помявшись, всё-таки ответил: – Какая Америка… Он же в Одессу уехал.
– В Одессу? – удивлённо переспросил Остап и понял, что ни Рива, ни сам Шамес ни словом не обмолвились, куда на самом деле собираются убежать.
Парни насторожённо смотрели друг на друга и, прерывая затянувшуюся паузу, Остап поинтересовался:
– Он что, писал из Одессы?
– Писал, – тут же соврал Зяма и сразу добавил: – Но сейчас не пишет.
– Почему? – с самым безразличным видом спросил Остап.
– Арестован НКВД! – отрубил Зяма.
– А ты откуда знаешь? – сощурился Остап.
– Знаю! – Зяма дерзко посмотрел на Остапа. – Ты ж про Америку знаешь.
– Да, за это могли… – задумчиво согласился Остап.
Сейчас каждый из двоих говоривших между собой знал кое-что, известное только ему, и ни один не желал даже намекнуть об этом. Больше того, они боялись проговориться и потому, молча постояв друг против друга, разошлись в разные стороны…