Увидев сына, внезапно появившегося на пороге, мать, возившаяся у печи, обомлела и севшим от волнения голосом, еле слышно произнесла:

– Вицю, ты звидки? [201]

– Оттуда, мамо… – глухо ответил сержант и без сил опустился на такую знакомую лавку.

Какой-то момент в хате царило молчание, а потом Пётр, младший брат сержанта, до этого столбом стоявший у окошка, кинулся к Виктору.

– Живой!.. Мамо, он живой пришёл!..

Отстранив бросившегося его обнимать брата, Виктор встал с лавки и подошёл к матери, а та, припав к груди старшенького, не сдерживала слёз.

– Сынку… Сынку…

– Ну, годи [202] , мамо… годи, – попытался успокоить её сержант и спросил: – А где тато?

И тут мать громко всхипнула:

– Нема бильше нашого батька, сынку, немае…

– Как это, нету? – опешил Виктор.

– А так, – мать вытерла слёзы уголком фартука. – Убили его…

– Кто, немцы? – через силу спросил Виктор.

– Нет, – мать горестно покачала головой. – Как герман пришёл, из города якись понаехали, нибы свои украинцы, и тих, кто за Советы был, повбивали…

Новость оглушила Виктора. Замерев, он уставился невидящими глазами в одну точку, и тут мать спохватилась.

– Да что ж это я, сынку, ты ж повернувся…

В хате начались радостные хлопоты. Уже через пару часов, умытый, переодетый в своё, чистое, Виктор сидел за столом, на котором было сало, картошка, цыбуля, солёные огуцы, капуста, а на большущей сковороде шипела яичница из целого десятка яиц. Появилась и бутыль с самогоном, за которым к соседям специально сбегал Петро.

Однако долго сидеть за праздничным столом не пришлось. Едва только братья, выпив по поводу счастливого возвращения, взялись за яичницу, как в дверях, свалившись на пол, что-то грохнуло, и в комнату вломились трое. Один, Гнат был местный, двух других Виктор не знал.

У всех троих за плечами висели винтовки, а у Гната на рукаве белела грязноватая повязка с надписью, которую Виктор не разобрал. Не поздоровавшись и не сняв шапки, Гнат шагнул к столу и, зло посмотрев на Виктора, зычно рявкнул:

– Ну шо, прийшов, злодиюка?

– Да какой же я злодей, Гнат? – миролюбиво начал Виктор, но тот не дал ему договорить и кивнул своим спутникам:

– А ну, хлопци, берить его!

Те дружно подхватили сержанта с двух сторон, выволакивая из-за стола. И только тогда, сообразив, что дело плохо, Виктор стал вырываться. Он успел отшвырнуть одного, треснуть кулаком второго, но их было трое, и Виктор, получив удар прикладом сзади, без памяти повалился на пол…

Когда сержант наконец пришёл в себя, он в первый момент толком ничего не мог понять. Кругом было темно, сыро и ощутимо пахло какой-то гнилью. Пытаясь сообразить, где он находится и что с ним, Виктор первым делом пощупал разламывавшуюся от боли голову.

Потом, через силу поднявшись, сначала наткнулся ладонью на мокрый кирпич стены, а когда попробовал идти, сразу налетел на невидимые в темноте ступеньки. Одновременно вместе с гнилью он уловил знакомые запахи и понял, что его бросили в какой-то погреб.

Ощупью, пробуя рукой каждую доску, сержант поднялся по лестнице и, добравшись к двери, попробовал её открыть. Но она была заперта. Сержант даже слышал, как при каждом толчке слабо звякает то ли задвинутая снаружи железная щеколда, то ли повешенный на неё замок.

Поняв, что все попытки выбраться напрасны, сержант без сил опустился на ступеньку и вдруг уловил там, за дверью, осторожные шаги. Было слышно, как кто-то подошёл к двери и тронул замок. Сначала Виктор хотел подать голос, но решив, что там, наверное, сторож, удержался.

Однако тот, у двери не уходил. Наоборот, снаружи долетела глухая возня, металлический скрежет, треск и вдруг сбоку обозначилась светло-серая полоса, откуда знакомый голос тихо окликнул:

– Братка, ты живой?..

Сообразив, что это его младший брат, сержант изо всех сил толкнул дверь и, отозвавшись:

– Живой я, живой… – вылез из погреба.

Какое-то время братья стояли молча, прежде чем Виктор, вдоволь надышавшись чистым воздухом, глухо спросил:

– Гнат этот, кто теперь?

– Полицай, старший у нашему сели, – сдавленно ответил Пётр. – Це вин, гадяюка тата вбив.

– Что? – вскинулся Виктор. – Да я его, падлу, топором…

– Не треба топор, – перебил его Пётр. – У мене карабин есть…

– Значит, посчитаемся, – с угрозой отозвался Виктор и, поддерживаемый братом, зашагал в темноту…

Сытые кони шли бодрой рысью, в такт постукивая копытами по асфальту. Рессорный экипаж с щегольски откинутым верхом мягко катил по ровной дороге, и, только когда возница, пропуская очередной встречный грузовик, из осторожности брал круто вправо, ошинованные колёса, скатываясь на булыжник обочины, начинали дробно стучать.