От Уборевича пришло распоряжение: как только бойцы поужинают, бой возобновить. Только скрылось солнце, кругом снова все загрохотало. 5-й Амурский полк и дивизионная школа младших командиров выбили белых из форта № 3. Те несколько раз бросались в контратаки. Форт остался в наших руках.

Закончилась первая штурмовая ночь Спасска. В 6-м Хабаровском стрелковом полку, остававшемся на позициях до рассвета, потери были велики.

В 7 часов утра наши части снова пошли на штурм Спасска. После двухчасового боя 1-й батальон нашего полка овладел фортом № 1 и вступил в город. Роты в пороховом дыму продвигались по улице от дома к дому, ведя огонь из пулеметов по отходящим белогвардейцам. Связисты тянули телефонный провод в дом, куда перемещался штаб Полка.

Командир полка Кондратьев, свернувшись комочком, лежал в овчинном тулупе на земле и дрожал мелкой дрожью: начался сильный приступ малярии, которой он страдал хронически.

Из-за угла дома показался главком Уборевич со своим полевым штабом. Иероним Петрович соскочил с коня, спросил:

– К то ранен? Почему нет санитаров?

– Они тут не помогут, товарищ командующий, - ответил я.- Часа через полтора Григорий Васильевич подымется сам. Малярия...

Подозвав адъютанта, командующий приказал налить из фляги разведенного спирта и поднес железный стаканчик к губам Кондратьева. Тот, стуча зубами, выпил.

– Оставьте при Кондратьеве надежного бойца, - приказал главком, - а сами неотступно следите за боем полка.

Уборевич вскочил на коня и ускакал.

Спасск взят. Испугавшись окружения, деморализованные части генерала Молчанова бежали на юг. Его штаб не успел свернуться и был захвачен нашими бойцами. Части Народно-революционной армии преследовали беспорядочно отступавшего противника. Когда мы вошли в село Манзовку - на полпути между Спасском и Никольском-Уссурийским, Уборевич с полевым штабом армии был уже там. Он вызвал Кондратьева и меня, расспросил о состоянии полка. Мы доложили о больших потерях и попросили дать в полк пополнение. Г лавкам ответил, что пополнение ему неоткуда взять, да оно теперь и не нужно, так как противник бежит в панике.

Г лавкам оказался прав. Белогвардейцы сдали Никольск-Уссурийский без боя. 6-й Хабаровский полк, заняв город, получил разрешение остановиться на отдых.

В Помещении «общественного собрания» было созвано заседание городского ревкома. Прибыл Уборевич. Он рассказал о перспективах освобождения Приморья и от имени Реввоенсовета армии вручил более чем шестидесяти бойцам, командирам и политработникам нашего полка орден Красного Знамени. Получил орден и я.

Остатки «земской рати» силою до двух тысяч штыков поспешно удирали через Славянку, Краскино, Посьет и Хунчун к Корейской границе. Преследуя их, наш полк занял конный завод и олений питомник местного богача Янковского. Владелец успел бежать и оставил свое имущество под присмотром служащих. Занимала завод и питомник 3-я рота, состоявшая из партизан-корейцев, только что присоединившихся к нашему полку.

Когда полк вытянулся по дороге к военному урочищу Барабаш, мы с командиром полка удивились: куда же девалась в 1-м батальоне 3-я пехотная рота и откуда появился там кавалерийский эскадрон, да еще какого-то экзотического вида? Подъехали ближе и увидели бойцов-корейцев в белых национальных костюмах, гордо восседавших на породистых неоседланных лошадях.

Через сутки я получил от Уборевича приказание вернуть племенных лошадей на конный завод, ставший теперь государственным. Главком предупредил, что комиссар Полка будет предан суду военно-революционного трибунала, если приказание не будет выполнено немедленно.

Мы спешили 3-ю роту, лошадей вернули на конный завод, о чем я немедленно телеграфировал разгневанному главкому.

Двигаясь в погоне за белогвардейцами к корейской границе, я с разведкой полка дошел до небольшой рыбачьей деревушки Посьет, расположенной на берегу залива Японского моря. Тут пришел приказ главкома отвести войска назад во избежание столкновения с японской армией. В приказе объяснялась причина этого дипломатического маневра, вместе с тем Народно-революционная армия предупреждалась, что необходимо «держать крепко винтовку в руках и ждать дальнейших распоряжений». Затем было опубликовано советско-японское соглашение об эвакуации японских войск из Владивостока не позднее 25 октября 1922 года. Гражданская война на Дальнем Востоке закончилась.

Признанием заслуг бойцов-дальневосточников явился приказ Реввоенсовета Республики № 219 от 28 октября 1922 г.: «Награждается третично орденом Красного Знамени Главнокомандующий Народно-революционной армией Дальневосточной республики Уборевич-Губаревич Иероним Петрович за то, что, руководя действиями подчиненных ему частей Народно-революционной армии, проявил необычайную энергию и настойчивость по проведению плана операции очищения далекого Приморья от последних в истории Гражданской войны регулярных белогвардейских банд. В результате этой блестяще проведенной операции 25 октября 1922 года доблестные войска Дальневосточной республики, составляющие нераздельную часть Рабоче-Крестьянской Красной Армии, вступили во Владивосток, открыв России выход в Тихий океан.

Зам. председателя РВСР Э. Склянский».

В конце 1922 года 6-й Хабаровский полк был переведен на зимние квартиры в Никольск-Уссурийский. Начались регулярные занятия по обучению и воспитанию личного состава. Летом в лагере под Хабаровском Уборевич провел инспекторский смотр 2-й Приамурской ордена Красного Знамени стрелковой дивизии. Смотр удовлетворил командарма. Он объявил в приказе благодарность многим командирам и политработникам за добросовестное отношение к учебе.

Через месяц Г. В. Кондратьев и я по распоряжению И. П. Уборевича были направлены в Военную академию РККА. И радостно, и тяжело стало на сердце: мы расставались с боевыми друзьями и в то же время нас отправляли в лучшее военное учебное заведение, казавшееся мечтой для каждого воина Красной Армии.