Джек распахнул дверь, пропуская Элли.

– Технически никакого взлома не было.

– Семантически был, – заметила Элли, и они пошли по дорожке к забору.

– Ты немного трусовата, – вынес вердикт Джек, перелезая через забор.

Элли, пытаясь протиснуться сквозь узкую щель, услышала гудок автомобиля и вздрогнула. Водитель машины смотрел на них.

– Черт возьми!

Джек взглянул вслед уносящейся «тойоте»:

– Что-то не так?

Элли схватилась за голову:

– Это мистер Кхумало, главный местный сплетник. Завтра весь город узнает, что я кручу роман с женатым мужчиной, или покупаю здание, или присоединилась к религиозному культу.

Джек только расхохотался.

– Как сказал великий Оскар Уайльд: «Хуже, чем когда о тебе говорят, только одно, когда о тебе не говорят».

– Бр-р-р!

Всю дорогу домой они молчали, Элли это нравилось. Им было спокойно молчать вдвоем, никто не чувствовал необходимости заполнять тишину пустыми словами.

Джек взял у Элли ключи и открыл для нее дверь, отпихнув собак. Она бросила сумку на стул и уставилась в никуда, он с интересом разглядывал портрет эффектной блондинки в полный рост. Из одежды на ней было только жемчужное ожерелье, улыбалась девушка очень соблазнительно.

– Не могу глаз оторвать от этой картины.

Ни один мужчина не мог. Ничего удивительного, на то и портрет обнаженной красавицы.

– Кто это?

– Моя подруга Мерри.

– Я имею в виду художника. Как виртуозно он изобразил голубые жилки на бледной коже, блики, рефлексы. Да он – гений!

Элли закрыла глаза от удовольствия:

– Спасибо.

Джек даже рот открыл от удивления:

– Это твоя работа?

– Ну, я окончила институт изящных искусств в Лондоне. Правда, на выручку от картин не проживешь, пришлось вернуться домой и заняться булочной.

– Это потрясающе, но почему ты так рано сдалась? С таким талантом вернуться в Кейптаун.

Элли почувствовала знакомый укол совести.

– Это просто увлечение, не больше.

– Ну что ты!

– Я написала эту картину еще до отъезда в Лондон. Окончила институт и собиралась покорить весь мир. Как я любила рисовать, создавать новое!

– С детства?

Элли пожала плечами:

– Наверное, лет с шести. Я даже помню, с чего все началось.

– Расскажи.

– Митчелл был дома. Он вернулся откуда-то. Из Африки, что ли. Сидел в своем кабинете, а дверь была открыта. Он читал вслух статью, он всегда читает статьи вслух.

– Я знаю.

– Это была статья о геноциде в Руанде или Бурунди, точно не помню. Красочная, жутко натуралистичная статья. – Элли вздрогнула, Джек обнял ее за плечи. Дружеское объятие, без всякой страсти. – Митчелл описал все, как есть. Оторванные головы, руки, ноги, мертвые женщины, старики, дети.

– Я знаю, солнышко. Давай не будем об этом, – ласково сказал Джек и с ужасом представил себе эти сцены в воображении шестилетней девочки. Митч, может быть, и талантливый журналист, но как отец никуда не годится.

– Я все время думала об этом, мне начали сниться кошмары, и, просыпаясь, я стала рисовать. Что-то красивое, радостное. Бабочек, принцесс. Митч никогда не умел держать себя в руках. Не понимал, что не стоит в присутствии шестилетних детей рассказывать об африканских повстанцах, которым отрубили головы и в знак предупреждения пронесли по всему городу. Мама очень злилась на него за это.

– Но тебя спасало искусство?

– Да. Создавая красоту, я уходила от ужаса. Сначала картины, ну а теперь, – Элли выдавила из себя улыбку, – торты.

Джек увидел тайную грусть в глазах девушки. Она не все ему рассказала. Что он за журналист, если не выяснит до конца?

– Так почему ты оставила рисование?

– Можно не рассказывать? – с дрожью в голосе спросила Элли.

– Мне очень интересно, – как можно ласковее настаивал Джек.

– Ты постоянно меня расспрашиваешь, а о себе так и не рассказал, – возмутилась она.

Так и есть.

– Извини, пожалуйста. Я непременно расскажу, но в другой раз. Сейчас мне хотелось бы узнать о тебе.

– Да тут и рассказывать нечего. Он был владельцем арт-галереи в Сохо.

Джек вспомнил фото: Элли и невысокий блондин перед этой самой галереей.

– Он предложил мне организовать выставку. Завалил меня комплиментами, убедил в моей гениальности, в общем, я влюбилась по уши. Потом поняла, это был отличный способ затащить меня в постель. Не я первая, не я последняя.

Джек содрогнулся.

– Мне не нашлось места в его жизни. Он был тусовщиком, сегодня здесь, а завтра там. Но меня он не брал на тусовки, как отец, лишь ненадолго появлялся в моей жизни и тут же исчезал, не объяснившись. Я ждала, что он пригласит меня куда-нибудь, организует, наконец, эту проклятую выставку, просто уделит немного внимания, ничего подобного. Все это время он водил меня за нос.