Пегги выскальзывала из квартиры после того, как Бесси производила разведку и произносила: «Все чисто», и обе женщины бежали в свое новое убежище. В офисе была установлена кушетка, но не было телефона, и если, случалось, звонили по важному делу, Бесси приходилось сновать взад-вперед по подземному переходу, соединявшему оба здания, часто прерывая при этом послеобеденный сон Пегги.

Она по-прежнему любила хорошие анекдоты и всегда имела запас «нескромных» смешных историй, которыми с удовольствием потчевала Ли Эдвардса или других старых друзей, когда бы они ни встретились. Гордилась она и своей коллекцией французских порнографических открыток и литературы с непристойным содержанием, и ей нравилось демонстрировать все это тем из своих друзей, которых она хорошо знала.

Но вот посещать вечеринки, которые Пегги называла «сборища», Пегги больше не могла, о чем очень сожалела, ибо они давали ей возможность побыть самой собой, подточить свой острый язычок и побаловаться кукурузным виски.

Пегги любила выпить, особенно в хорошей компании, и ей нравились эти «пьяные перебранки» — как называла она сборища, подобные съездам Ассоциации прессы штата Джорджия, на которых, кстати, алкоголь употреблялся весьма умеренно.

Пегги всегда знала, что «крепка на голову», но опасалась теперь посещать те мероприятия, где подавалось спиртное. «Нештатовские» репортеры (а газетчикам Джорджии Пегги полностью доверяла) всегда были готовы пронюхать о ее безобидном времяпрепровождении, и следующая выдумка, которую Пегги прочла бы о себе, — это то, что она алкоголичка.

В действительности, вполне возможно, что у Пегги и были проблемы с алкоголем, даже если она всегда отказывалась признать это и никогда не позволяла, чтобы спиртное оказывало на ее жизнь какое-либо влияние.

Пегги бесконечно нравились легкие комедийные фильмы, тем более что они стали единственным доступным для нее развлечением. Неподалеку от их квартиры находился небольшой кинотеатр, с хозяином которого Марши находились в дружеских отношениях и который всегда готов был услужить, если Пегги звонила ему и говорила, что собирается прийти.

Она смотрела по три-четыре фильма в неделю, и особой любовью у нее пользовались фильмы, «герои которых получали удары тортом по физиономии, а рыбой их били по шее». Она была без ума от братьев Маркс, никогда не пропускала фильмов с Бакстером Киттоном и, как вспоминает Медора, на кинокомедии “Три новобранца” вы всегда могли обнаружить Пегги по ее звонкому “ха-ха-ха”».

Хотя Пегги настаивала, что не имеет отношения к распределению ролей в фильме «Унесенные ветром», она взяла себе за правило присматривать во всех новых фильмах возможные кандидатуры на роли Скарлетт и Ретта. Пегги признавалась Кей Браун: «даже за 500 долларов не согласилась бы я назвать состав исполнителей, который бы меня устроил, поскольку считала, что это могло бы стеснить вас всех». И она по-прежнему оставалась в стороне от кинопроизводства, и тем не менее все же предложила Лу, чтобы «люди Сэлзника» пригласили ее подругу Сьюзен Майрик, репортера газеты «Мейкон Телеграф», «на побережье, чтобы в ее компетенцию входило бы, на время съемок фильма, отслеживать достоверность и точность всего, что касается Юга, помогать актерам в освоении южного произношения и решать все второстепенные вопросы по костюмам и манерам поведения, повадкам южных негров и тому подобное». Сьюзен Майрик была приглашена в Голливуд и работала на Сэлзника все то время, пока снимался фильм.

Режиссер фильма Джордж Кьюкор, его ассистент Джон Дарроу и декоратор Говард Эрвин прибыли в Атланту в первых числах апреля. Пегги грозилась отдать себя «на милость атлантской прессы и просить их обнародовать ее обращение к публике работать не на меня, а на мистера Кьюкора». Впоследствии она признавалась, что визитом «сэлзниковцев» осталась довольна даже больше, чем ожидала. В письме к Гершелю Брискелю она пишет, что сама возила мистера Кьюкора и его техперсонал по всем ухабистым дорогам графства Клейтон. Кизил как раз распускался, и «дикие яблони цвели как сумасшедшие». Кьюкору хотелось посмотреть на старые дома, построенные еще до Гражданской войны, и Пегги предоставила ему такую возможность, но была уверена, что «киношники» разочарованы тем, что не увидели особняков с белыми колоннами — символа Юга для Голливуда.

Пегги умоляла Кьюкора оставить Тару некрасивой старой фермой без всяких архитектурных излишеств. В Джорджии было, конечно, достаточное количество старых особняков с белыми колоннами, но в графстве Клейтон и в Джонсборо их было всего несколько, и Пегги всегда представляла себе Тару как обычную рабочую ферму, похожую на сельский дом ее родственников Фитцджеральдов.

Эта вторая поездка в Атланту людей Сэлзника, уже успевших провести кинопробы в Чарльстоне по пути сюда, была еще более суматошной, чем первая. Пегги проводила в одиночестве большую часть времени в своем тайном убежище, предоставив Джону и Бесси иметь дело с толпами «подающих надежды» соискателей ролей, которые вновь появились у дверей квартиры Маршей.

Кьюкор тоже был «осажден» со дня приезда в Атланту и до того момента, когда пять дней спустя он сел в поезд, отправляющийся в Новый Орлеан. Одна из претенденток на роль Скарлетт — южная красавица, которую Пегги называла не иначе, как «медовый перец», — не получив аудиенции у Кьюкора, так рассвирепела, что купила билет до Нового Орлеана, намереваясь в поезде загнать режиссера в угол и заставить его выслушать один из монологов Скарлетт. Но, по глупости она позвонила Иоланде Гоин из газеты «Атланта Конститьюшн» и посвятила ее в свои намерения, после чего Иоланда сочла своим долгом предупредить Кьюкора.

Последовавшие события вполне могли бы составить конкуренцию любым сценам погони из комедийных фильмов с участием Кейстоуна Копса. Иоланда дала знать Кьюкору, а тот, в свою очередь, выставил пост у дверей своего купе — в лице ассистента Дарроу. И когда претендентка появилась, Дарроу спрыгнул и, схватив девушку в охапку, потащил к выходу, на ходу обещая, что непременно прослушает ее.

— Вы мне не нужны. Я уже встречалась с вами, — закричала девица, узнав Дарроу. — Бог мой, да с вами любой может увидеться. А я должна видеть мистера Кьюкора!