— Княгиня чувствует себя нехорошо, — промолвил лакей.

— Ажитация это, ажитация, батюшка! — пусть за доктором пошлют: я, батюшка, не лекарка!

Лакей вышел. Катерина Александровна уловила на его лице усмешку, ясно говорившую, что он уже привык к подобным сценам. Глафира Васильевна в волнении поднялась с места и заходила по комнате.

— Глафира! — раздался голос княгини из соседней комнаты. — Иди сюда на минуту.

Глафира Васильевна быстро толкнула Катерину Александровну за ширмы.

— Вы же сами, ваше сиятельство, не велели мне больше являться к вам на глаза, — проговорила Глафира Васильевна. — Я тоже не маленькая, чтобы со мною играть! В гробу, слава богу, одной ногой стою. Надо ехать искать, не найдется ли где-нибудь угла у добрых людей.

— Ну, пожалуйста, без капризов!

— Где нам, холопам, капризничать! Известно, нас будут гнать, а мы ручки должны целовать.

— Ты действительно совсем забылась, — раздражительно отозвалась княгиня. — Обойдусь и без тебя!

В соседней комнате послышались шаги удалявшейся княгини.

— Ну, теперь пойдет история на целый день! — произнесла Глафира Васильевна, махнув рукой. — В самом деле лучше уезжайте! — обратилась она к Катерине Александровне.

— Извините, я невольно наделала вам столько неприятностей, — извинилась Прилеяшева.

— Э, ничего! Мы когда крупно поссоримся, так потом на полгода мирно живем! — проговорила Глафира Васильевна, уже отчасти успокоенная начавшимися переговорами с княгиней. — Дело ваше сделается. Уж я не отступлюсь, коли начала. Ведь у нас из-за одного «Вороненка» баталий не пересчитаешь. Держут подлеца и сказать о нем ничего не смей. Ну, да я-то уж душой кривить не стану… Голова вот только и впрямь разболелась. Сама себе напророчила.

Катерина Александровна вышла из дома Гиреевой в каком-то чаду. Она была свидетельницей такой комической сцены, которой она не могла себе и представить. Успокоенная отчасти насчет участи Скворцовой, она смеялась в душе, вспоминая комедию, так неожиданно разыгранную перед нею двумя старухами. По возвращении домой она застала и Антона, и Мишу, и юных кадет, сыновей штабс-капитана, и рассказала им обо всем случившемся. Рассказ был настолько комичен, что в комнате раздавались взрывы хохота. Семья после обеда уселась за крашение ядц и уже совершенно углубилась в это занятие, когда, часов в шесть, Марья Дмитриевна сказала, что за Катериной Александровной приехал лакей от княгини Гиреевой и просит ее приехать к барыне. Молодая девушка поспешно собралась; ее ждала княжеская карета. Минут через двадцать Прилежаева входила через парадные комнаты в кабинет княгини.

Княгиня лежала на постели. Около нее хлопотала Глафира Васильевна. Глафира Васильевна, обыкновенно называвшая все недуги киягипи «ажитацией», была самым главным врачом старухи, щупала ей ежедневно пульс, изобретала лекарства и вообще прибегала к советам иных врачей только в крайних случаях.

— А я вот расхворалась, дитя, — произнесла слабым голосом Гиреева. — Но все же не хотела, чтобы вы встречали праздник в слезах. Пусть он будет для всех светлым праздником, как и для нас с Глафирой. Погорячились мы утром.

Княгиня протянула руку Катерине Александровне. Молодая девушка наклонилась и поцеловала ее.

— Поезжайте к Скворцовой и утешьте ее, — проговорила княгиня. — Да вы сядьте.

Катерина Александровна села.

— Графиня изменила свое решение, — продолжала старуха. — Я уже виделась с нею. Пусть девочка будет покуда в приюте, потом в мае, когда будет выпуск, ей найдут место… Все обойдется без наказания… Все злая Глафира настояла, — шутливо заметила княгиня. — Она ведь у меня всем командует.

Поблагодарив княгиню, Катерина Александровна встала.

— Завтра приезжайте похристосоваться, — ласково промолвила старуха. — А и вы тоже огонек! — не то с упреком, не то в шутку погрозила она Прилежаевой пальцем.

Молодая девушка вышла и в другой комнате горячо стала благодарить Глафиру Васильевну.

— Ну, ну, полноте! Еще бы для такого праздника не сделать! — промолвила старая княжеская домоправительница. — А вот это вам на красное яйцо от княгини.

Катерина Александровна почувствовала, что Глафира Васильевна сует ей в руку деньги, и вся покраснела.

— Мне не надо, — с замешательством отказывалась она. — Зачем это?..

— Ну, ну, полноте! Деньги всем нужны. Чего вы совеститесь? Не вы возьмете, так наши соколики на шампанском пропьют…

— Да я…

— И не говорите — поссорюсь! — решительно возразила Глафира Васильевна.

Приходилось взять. У молодой девушки сжалось сердце. Она видела необходимость не ссориться с Глафирой Васильевной и в то же время не могла помириться с ее логикой и брать деньги княгини потому только, что их все равно пропьют на шампанской. Она сознавала, что эти подачки ставят ее в положение княжеской прихлебательницы. Это обстоятельство отчасти испортило хорошее настроение Катерины Александровны, вызванное радостной вестью о прощении Скворцовой. Она заехала в приют, обрадовала Скворцову, поговорила с Анной Васильевной и, дружески пожав ей руку, отправилась домой.