Маркевич Болеслав Михайлович
Шрифт:
— Что я плохо пою? усмхнулась она въ отвтъ.
— Нтъ, и вы сами знаете что я этого не могъ думать… Я думалъ посл нашего разговора… Мн представлялось, что васъ влечетъ какъ будто къ себ одно печальное въ жизни, а вс ея радости, ея свтлую сторону вы какъ бы намренно желаете обойти…
— Я… обойти? повторила она, и тихо опустилась въ кресло подл него, — нтъ, я не святая… Но гд он, эти радости? задумчиво примолвила Лина.
— Въ осьмнадцать лтъ, и вы спрашиваете? воскликнулъ Гундуровъ…. Вы впрочемъ Джульеты не понимаете! замтилъ онъ съ нсколько натянутою улыбкою.
— Не понимаю? Она подняла и остановила на немъ свои никогда не улыбавшіеся глаза;- я вамъ этого не говорила…
Фортепіано зазвучало снова. Послышалась ритурнель извстнаго романса Глинки на слова Павлова:
— «Она безгршныхъ сновидній Теб на ложе не пошлетъ, И для небесъ, какъ добрый геній, Твоей души не сбережетъ, —пла Ольга своимъ страстнымъ, забористымъ голосомъ;
Съ ней міръ иной, но міръ чудесный! Съ ней гибнетъ вра въ лучшій край… Не называй ее небесной, И отъ земли не отрывай!..Княжна, примолкнувъ, слушала…
— Вотъ этого я не понимаю, это правда! вся заалвъ сказала она Гундурову, по окончаніи куплета, — и отошла къ карточному столу.
— Ты очень хорошо пла, H'el`ene, молвилъ подойдя къ ней князь Ларіонъ.
— Merci, oncle! Она шутливо, кивнула ему въ знакъ благодарности.
— Нтъ, въ самомъ дл… И знаешь, пла даже съ какимъ-то особеннымъ выраженіемъ, котораго я и не подозрвалъ въ теб, прибавилъ онъ, видимо налаживая себя также на шутливый тонъ.
— А именно? спросила Лина.
— Да ты будто дйствительно молилась о чьемъ-то исцленіи? Онъ засмялся дланнымъ смхомъ.
Что-то неуловимое пробжало у нея по лицу.
— У меня, слава Богу, никого больнаго нтъ! сухо отвтила она.
— Elle aurait bien d^u prier le bon Dieu de vous gu'erir de v^otre antipathie pour Petersbourg! отпустила неожиданно княгиня Аглая тоже въ вид шутки.
Князь Ларіонъ закусилъ языкъ чтобы не отвтить ей грубостью. У него было нехорошо, очень не хорошо на сердц….
Ольга въ это время, пропвъ свой послдній куплетъ, и объявивъ кругомъ что «на сегодня баста, пть больше не буду, — и не просите!» — поманила рукою Ашанина:
— Владиміръ Петровичъ, пожалуйте!..
У Мауса и у Ранцова запрыгали искры въ глазахъ!.. Они почти нжно глянули другъ на друга въ виду этого, новаго, для обоихъ ихъ грознаго соперника…
Бойкая барышня взглянула на нихъ въ свою очередь, какъ бы спрашивая: ну, чего вамъ еще нужно?…
Они послушно отошли. Она услась съ Ашанинымъ около инструмента, на которомъ замечтавшійся Чижевскій переводилъ изъ тона въ тонъ мотивъ только что сптаго ею романса… Онъ никакъ не могъ ршить въ голов своей, кто ему больше нравится: княжна, или эта соблазнительная пвица?…
— Послушайте, быстро заговорила Ольга, — вы, я знаю, очень тонкій человкъ; вы можете мн дать совтъ. Я вотъ видите, совсмъ, кажется, поссорилась съ моимъ старикомъ…
Ашанинъ не отвчалъ, и только жадно глядлъ на нее.
— Не смотрите на меня такъ. Она нетерпливо отвернула свое лице отъ него;- я вамъ о дл говорю…
— Не могу! прошепталъ онъ черезъ силу.
— Посл, посл! невольно засмялась барышня;- а теперь вы мн скажите, какъ мн быть: я, кажется, оскорбила его…
Она передала Ашанину разговоръ свой съ княземъ Ларіономъ, намекъ на его «петергофскую» привязанность, его дкій отвтъ ей… О томъ что побудило ее къ этому намеку, кого она первоначально имла въ виду длая его — она не сообщила. Она боялась сдлать новую неосторожность… Въ сущности она сама не знала къ чему передавала все это Ашанину и какого «совта» могла ждать отъ него, но она тревожилась, и чувствовала потребность высказаться передъ кмъ-нибудь…
— Сердится, пересердится, — и сердиться-то будетъ недолго, смясь отвчалъ на ея торопливыя рчи Ашанинъ;- какой гнвъ устоитъ передъ этими глазами!..
— Нтъ, перебила его Ольга Елпидифоровна, — онъ обо мн не думаетъ… Я теперь знаю! утвердительно кивнула она, какъ бы желая сказать что это вопросъ вн спора…
— Если такъ, то вамъ еще мене причинъ безпокоиться, замтилъ молодой человкъ.
— Я не о себ… и какое мн до него дло! съ горячимъ взрывомъ досады возразила она, — но онъ можетъ повредить моему отцу…
— Полноте! Ашанинъ пожалъ плечами, — онъ слишкомъ порядочный человкъ для этого.
— Да, вы думаете? быстро проговорила Ольга; — я сама думаю… онъ не способенъ на гадость… Боже мой, какъ это все унизительно! вырвалось у нея вдругъ.
Красавецъ въ свою очередь вопросительно на нее взглянулъ.
— Да, продолжала она, высказывая громко все что въ эту минуту неудержимо всплывало у нея со дна души, — быть дочь исправника, отъ всхъ зависть, во всхъ искать… этого я переносить не могу!.. Я не для этого рождена… Да, не для этого! Я рождена для блеска, — она чуть не плакала, — мн надобно une position… О, дайте мн только быть знатною!.. Взгляните на эту Лину… она княжна, за нею полмилліона приданаго. Къ чему ей это все? Она тяготится своимъ богатствомъ; если бы не княгиня, она бы каждый день ходила въ одномъ и томъ-же плать; посмотрите на ея комнату, — точно келья въ монастыр!.. А я!.. Для чего-же ей все, а мн ничего? Отчего эти несправедливости?… О если бы мн только половину, половину только, я знаю что бы я сдлала, и чмъ была бы! восклицала Ольга, сверкая глазами…