Все примолкло, все слушало… У акомпанировавшаго ее Чижевскаго дрожали отъ волненья руки. Ашанина — когда-то женившагося изъ за Варламовскаго романса — била лихорадка…

Онъ первый кинулся къ ней когда она кончила:

— Что хотите, то и длайте со мною! бормоталъ онъ, самъ себя не помня… Никогда еще такъ всевластно не говорили въ немъ восторгъ — и желаніе!..

Но ее уже обступали вс… Образованная окружная душила ее въ своихъ жирныхъ объятіяхъ. Чижевскій безъ словъ жалъ ея руки

— Charmant, charmant! словно ходъ фагота въ визг маленькихъ флейтъ слышался поощрительный голосъ княгини Аглаи въ хор возгласовъ восхищенныхъ пулярокъ.

— Віардо нумеръ второй! подбжалъ къ ней Маусъ съ фразою, которую неукоснительно повторялъ онъ ей каждый разъ когда она при немъ пла.

— Не знаю-съ, не слыхалъ, отрзалъ ему на это тутъ-же очутившійся храбрый капитанъ Ранцовъ, у котораго отъ пробиравшаго его чувства вс усы, какъ у кота, взъерошены были кверху, — а только что онъ лучше Ольги Елпидифоровны нтъ не въ состояніи, я за это готовъ прозакласть мою честь!..

— Она, а не «онъ» — Віардо! презрительно отпустилъ ему правовдъ.

— Все равно «она»-съ, или онъ-съ, а только что не можетъ спть лучше-съ! И капитанъ поглядлъ на Мауса такъ, что «вотъ молъ я тебя, чухонца, сейчасъ и съ косточками проглочу!..»

«Олива,» какъ и слдуетъ, стушевалась передъ «лавромъ.» Маусъ только плечами пожалъ, и величественно ушелъ въ глубину своихъ нескончаемыхъ воротничковъ.

— А вы, капитанъ, не бурлите! И барышня повела на него строгимъ взглядомъ;- что это вы въ своихъ казармахъ выучились такъ неприлично выражать ваши восторги?

— И не живалъ въ нихъ никогда-съ, мы все по деревнямъ квартировали, сконфуженно и покорно объяснилъ влюбленный воинъ, — только ужъ позвольте мн, Ольга Елипдифоровна, всею моею душею и сердцемъ врить, что такъ какъ вы никто не споетъ-съ, никто!..

Но она не слушала его, и прищурившись отыскивала глазами князя Ларіона.

Онъ сидлъ поодаль отъ всхъ, на угловомъ диван, и разсянно игралъ большою кистью подушки положенной имъ себ подъ бокъ… «Магнетизмъ воли» ея не дйствовалъ: онъ не подымалъ головы….

Досада и тревога опять завладли Ольгою. Она повела взглядомъ кругомъ…

Ашанинъ опершись локтемъ о фортепіано, не сводилъ съ нея глазъ…

Она шагнула къ нему:

— Мн нужно будетъ вамъ сказать два слова!

— Разв вы еще не будете пть? воскликнулъ, словно обиженный Маусъ.

— Потомъ… потомъ… А теперь надо Лину попросить…

Княжна опять сидла подл Софьи Ивановны и глядла ей въ карты. Съ приходомъ князя Ларіона Гундуровъ все мучился желаніемъ подойти къ ней, и все не ршался…

— Лина, милая, за вами теперь очередь… вс просятъ! говорила, подбжавъ къ ней, Ольга.

— Oui, ma ch`ere chantez nous quelque chose! предписала и княгиня.

Чижевскій предложилъ опять свои услуги…

Она запла очень извстный, тогда еще новый, романсъ Гордиджіани: «О Santissima Vergine Maria!» Тихою, несложною модуляціею словно журчитъ сквозь слезы молитва бдной поселянки къ Пречистой Дв Маріи. Она проситъ о своемъ Дженнаро, объ исцленіи ея «poverino,» ея опасно заболвшаго Дженнаро: «исцли его, Пресвятая, — и за то, общаетъ она, я отдамъ теб ту ленту что мн подарила мама, и каждую субботу передъ Твоимъ Пречистымъ Ликомъ будетъ горть зажженная мною свча…»

Точно откуда-то сверху, изъ воздушныхъ пространствъ, несся нжный и трогательный какъ у ребенка, чистый какъ звонъ стекла голосъ Лины. Онъ не возбуждалъ восторговъ, не вызывалъ невольныхъ рукоплесканій… Но князь Ларіонъ, откинувшись головой въ спину своего дивана, едва переводилъ дыханье… Слезы туманили глаза Софьи Ивановны. Гундуровъ кусалъ себ губы до боли…

— Да, молитва, чистое… неземное… Это все ея!.. Другаго она не понимаетъ, — и не пойметъ… говорилъ онъ себ съ какимъ-то смшаннымъ чувствомъ благоговнія и печали, — нтъ, я не встрчалъ, да и есть-ли еще на свт подобное созданье?… Она совсмъ особенная, непонятная… недосягаемая…

А Лина, допвъ свой романсъ, и ласково проговоривъ «спасибо» Чижевскому, поспшно отошла отъ фортепіано.

— Княжна, больше и не будетъ? сказалъ ей съ улыбкою Гундуровъ, мимо котораго она проходила.

— Ахъ, нтъ, пожалуста!..

Она слегка покраснла:

— А вы не любите пть?

— При другихъ — нтъ, не люблю…. Для чего?…

— Для того… началъ было онъ — и пріостановился… — Знаете-ли, княжна, о чемъ я думалъ, слушая ваше пніе? заговорилъ онъ опять съ какою-то самого его удивившею смлостью.