— Вы ее видли? даже нсколько удивился тотъ.

— Непремнно-съ! Какъ только узналъ о ея прибытіи въ Сашино, поспшилъ навстить… Я давно привыкъ любить и уважать вашу тетушку! какъ бы счелъ нужнымъ объяснить князь ту благосклонность, которую онъ теперь видимо оказывалъ незнакомому молодому человку.

— Княгиня Аглая Константиновна будетъ очень рада вашему прізду, сказалъ онъ Ашанину, — вы вдь, кажется, главный рычагъ въ ея театральной зат?…

— Позвольте отклонить не подобающую мн честь, весело отвчалъ красавецъ, — я только вчинатель, а главная пружина дятельности пріятель нашъ Вальковскій… Смю спросить ваше сіятельство: какъ онъ ведетъ себя здсь? Видите ли вы его иногда?

Усмшка еще разъ скользнула по устамъ князя Ларіона.

— Является къ обду, и то не всегда; цлый день въ театр,- пилитъ, мажетъ и клеитъ.

— Онъ какъ есть — фанатикъ! засмялся Ашанинъ.

— Да, сказалъ на это серьезнымъ тономъ князь, — черта рдкая у насъ, и всегда говорящая въ пользу человка… Что же ты стоишь, милый мой, онъ глянулъ на ямщика;- възжай!..

— Куда прикажете подъхать? спросилъ Ашанинъ.

— Я вамъ укажу.

Онъ вошелъ съ молодыми людьми на дворъ, и направился къ одному изъ флигелей.

— Мн говорила почтенная Софья Ивановна, что вы изъ Петербурга бжали? обратился онъ снова къ Гундурову, очевидно вызывая молодаго человка на откровенный разсказъ.

Гундурову нечего было скрывать; къ тому же этотъ, казавшійся ему въ дтств «суровымъ», человкъ влекъ его къ себ теперь своею привтливостью и обаяніемъ какого-то особаго изящества всей своей особы. Онъ передалъ ему въ короткихъ словахъ все то, что уже извстно нашему читателю.

Князь слушалъ внимательно, медленно подвигаясь впередъ и глядя не на него, а куда-то въ сторону, совершенно, казалось, безстрастными глазами; только по изгибу его губъ змилось какое-то едва уловимое выраженіе печали…

Гундуровъ давно замолкъ когда онъ, остановившись посреди двора, проговорилъ вдругъ почти строго:.

— Главное — душевная бодрость!.. Мн недавно показывали стихи… съ большимъ талантомъ и горечью написанные, — вы ихъ врно знаете? — тамъ говорится: «Разбейтесь силы, вы не нужны». [1] … Не врьте, не отдавайтесь этому! Вы молоды!.. Рано-ли, поздно-ль, силы эти — он пригодятся… И также внезапно перемняя тонъ:- это кажется, у васъ въ водевил въ какомъ-то поется, — князь обернулся на Ашанина:- «Не все-жь на неб будетъ дождь, авось и солнышко проглянетъ!..»

— Не помню-съ, а съ моралью согласенъ! отвчалъ смясь Ашанинъ, — даже всю дорогу отъ Москвы сюда проповдывалъ ее Гундурову… И если ваше сіятельство не откажете въ вашемъ согласіи, мы ее тотчасъ же приложимъ къ длу?

— Что такое? спросилъ, слегла нахмурясь, князь.

— Я уговариваю Сережу принять участіе въ нашихъ спектакляхъ здсь, и именно сыграть роль Гамлета, которую онъ наизусть знаетъ и страстно любитъ…

Князь поднялъ вопросительно глаза на Гундурова, затмъ перевелъ ихъ на Ашанина, впившагося въ него, въ свою очередь, своими выразительными черными глазами, и тотчасъ же сообразилъ въ чемъ дло…

— Это прекрасная мысль, Сергй Михайловичъ, поощрилъ онъ его, — и затя Аглаи Константиновны приметъ такимъ образомъ совсмъ иной, серьезный характеръ…

— А ужь какая Офелія будетъ у насъ княжна Елена Михайловна! вскликнулъ, торжествуя, Ашанинъ.

Подъ нависшими вками князя Ларіона что-то мгновенно сверкнуло — и погасло…

— Офелія… дда… она дйствительно… проговорилъ онъ какъ бы думая о чемъ-то другомъ, и не глядя на нашихъ друзей…

Онъ опять остановился.

— Такъ вы хотите играть Гамлета, молодые люди?… Я видлъ Гамлета на всхъ сценахъ Европы, и между прочимъ въ Веймар въ то еще время когда Гёте былъ тамъ директоромъ театра, заговорилъ князь посл минуты молчанія съ какимъ-то внезапнымъ оживленіемъ, — и, признаюсь вамъ, выходилъ каждый разъ изъ театра неудовлетворенный… Вдь это удивительное произведеніе, господа, и невообразимо сложный типъ, и Гизо совершенно справедливо сказалъ, что два вка не успли еще исчерпать всю его глубину…

— Да, это врно, воскликнулъ Гундуровъ, — и потому, можетъ быть, онъ такъ и манитъ, такъ и влечетъ къ себ, что каждый подступающій къ нему находитъ въ немъ какъ бы личныя, родственныя ему черты…

— И можетъ быть именно вслдствіе этого, замтилъ въ свою очередь князь Ларіонъ, — онъ въ исполненіи такъ рдко удовлетворяетъ всхъ… У васъ подходящая къ типу наружность, прервалъ онъ себя, оглядывая Гундурова, — блокурое, блдное лице, задумчивый обликъ, — князь усмхнулся:- тонки слишкомъ!.. Замтьте, какъ глубоко и врно схвачено это у Шекспира: Гамлетъ — натура вдумчивая, рефлективная, — «мечтанью преданный безмрно,» какъ сказалъ когда-то Пушкинъ про современнаго человка, къ которому Гамлетъ такъ удивительно, такъ невроятно близокъ, что самъ Гейне, его ближайшій представитель, не ближе къ нему; такіе люди мало подвижны, склонны къ раннему ожиренію, онъ тяжелъ на подъемъ, страдаетъ астмомъ, — помните сцну поединка? — «Онъ толстоватъ и дышетъ коротко,» [2] говоритъ прямо его мать о немъ… Попробуйте, попробуйте себя на этой роли! какъ-то вдругъ оборвалъ князь, словно уставъ или не желая продолжать.

Гундуровымъ овладло смущеніе.

— Вы, я вижу, такой знатокъ, князь, проговорилъ онъ робко, — что я, мн кажется, никогда не осмлюсь выйти передъ вами…

— А вы какъ-же-съ, — и князь съ тмъ же строгимъ, почти повелительнымъ выраженіемъ, съ какимъ онъ глядлъ внушая Гундурову бодрость духа, взглянулъ на него опять, — вы бы хотли играть для тхъ, которые аза въ глаза не понимаютъ?… Такихъ у васъ будетъ полна зала, — можете быть спокойны!..

— Не слушайте его, князь, — Ашанинъ замахалъ руками, — я слышалъ не разъ какъ онъ читаетъ роль, и заране увряю васъ что онъ удовлетворитъ васъ боле чмъ вс слышанные вами въ Европ актеры!..