— Врю! искреннимъ тономъ отвчалъ князь Ларіонъ на эту наивную пріятельскую похвальбу;- врю, какъ бы про себя повторилъ онъ, — потому что одна изъ принципіальныхъ чертъ этого характера, его колебанія и неустой, никому, кажется, такъ не понятна какъ русскому человку…

— Который, подхватилъ на лету со смхомъ Ашанинъ, — «на вс руки,» какъ сказалъ Брюловъ, «но вс руки коротки»!..

— Да-съ, сухо отвтилъ князь, — только объ этомъ, пожалуй, скоре въ пору плакать чмъ смяться…

Коляска молодыхъ людей подъхала тмъ временемъ къ крыльцу флигеля, у котораго они сами съ княземъ теперь остановились, и слуга Сергя Михайловича принялся стаскивать съ козелъ привязанный тамъ чемоданъ Ашанина.

— Потрудись, любезный, сказалъ ему князь, — зайти сюда къ дежурному, направо, и разбуди его, чтобъ онъ шелъ съ ключами скоре комнаты отворять. Какъ вамъ удобне, господа, вмст или порознь?

— Вы извините меня, князь, сказалъ Гундуровъ, — но я никакъ не разсчитывалъ встртиться съ вами, и потому у насъ положено было съ Ашанинымъ, что я его только довезу сюда, а самъ тотчасъ-же отправлюсь къ тетушк, которую еще не видалъ…

— Вы всегда успете выпить здсь чашку чаю, прервалъ его князь Ларіонъ;- вамъ до Сашина никакъ не боле часа зды, а теперь — онъ вынулъ часы — половина седьмаго. Софья Ивановна, при всхъ ея качествахъ, примолвилъ онъ шутливо, — не иметъ вроятно моей привычки вставать зимою и лтомъ въ пять часовъ утра…

— Зимою и лтомъ! даже вскрикнулъ Ашанинъ.

— Точно такъ-съ, — и совтую всмъ длать тоже. Самъ я веду этотъ образъ жизни съ двадцати-пяти лтняго возраста, по совту человка котораго я близко зналъ и высоко цнилъ, — Лафатера, и до сихъ поръ благословляю его за это… А вотъ и дежурный!.. Показать господамъ комнаты и подать имъ чаю и кофе куда они прикажутъ!.. Вашъ пріятель, господа, живетъ тутъ-же, въ этомъ флигел… Я не прощаюсь съ вами, Сергй Михайловичъ, примолвилъ князь, — но вы мн дозволите докончить мою ежедневную двухчасовую прогулку, — это также составляетъ conditionem sine qua non моей гигіены.

И кивнувъ молодымъ людямъ онъ удалился.

— Да, онъ дйствительно очень уменъ и образованъ! молвилъ Гундуровъ, подымаясь съ Ашанинымъ по лстниц, вслдъ за бжавшимъ впереди слугою.

— И ядовитъ! примолвилъ его пріятель;- замтилъ ты какъ онъ кольнулъ меня моимъ ничего недланьемъ?… Что-жь, вдругъ глубоко вздохнулъ красавецъ, — онъ правду сказалъ: плакать надъ этимъ надо, а не смяться!..

Гундуровъ улыбнулся, — ему не въ первые приходилось слышать эти ни къ чему не ведшія никогда самобичеванія Ашанина….

Они вошли въ корридоръ, по обимъ сторонамъ котораго расположены были комнаты назначаемыя гостямъ…

Не проспавшійся еще слуга ткнулся о первую попавшуюся ему дверь:

— Пожалуйте! приглашалъ онъ звая.

— Мы бы прежде всего хотли увидать господина Вальковскаго, сказалъ Ашанинъ.

— Вальковскаго? Это, то есть, какіе они изъ себя будутъ? недоумвалъ сонный дежурный.

— А вотъ я теб объясню: волчьи зубы, на голов боръ, и въ театр цлый день съ рабочими бранится…

— Знаю-съ! широко осклабился понявшій слуга, и протеръ себ глаза, — пожалуйте!..

Вальковскій спалъ спиною вверхъ, ухвативъ огромными ручищами подушку, едва выглядывавшую изъ подъ этихъ его рукъ и раскинувшихся по ней, словно ворохъ надерганной кудели, всклокоченныхъ и какъ лсъ густыхъ волосъ.

— Гляди, расхохотался Ашанинъ, входя въ комнату съ Гундуровымъ, — фанатикъ-то! Вдь спитъ совсмъ одтый, — только сюртукъ усплъ скинуть… Пришелъ, значитъ, изъ «театрика» безъ ногъ, и такъ и повалился… Экой шутъ гороховый!..

— Жаль будить его, бднягу! говорилъ Гундуровъ.

Но Вальковскій, прослышавъ сквозь сонъ шаги и голоса, встрепенулся вдругъ, быстро перевернулся на постели, слъ и, не открывая еще глазъ, закричалъ:

— Что, подмалевали подзоры?

— Чучело, чучело, помиралъ со смха Ашанинъ, — какіе теб подзоры! Гляди, кто передъ тобою!..

— Гундуровъ, Сережа, мамочка! визгливымъ фальцетомъ отъ преизбытка радости заголосилъ Вальковскій, — разумница ты моя писанная!.. Князь говорилъ мн вчера что тебя ждутъ… Станешь играть доктора? такъ и огорошилъ онъ его съ перваго раза.

— Какого доктора? проговорилъ озадаченный Гундуровъ.

— Да въ Шил…. Зяблинъ отказывается, дрянь эта салонная! Чижевскій еще, чортъ его знаетъ, прідетъ ли…

— А я теб говорю, такъ и напустился на него Ашанинъ, — чтобъ ты мн про свое шило и заикаться несмлъ, а то я теб имъ брюхо пропорю… Станетъ Сережа объ эту твою мерзость мараться, когда мы вотъ сейчасъ поршили съ княземъ Гамлета ставить…

— Гамлета! Съ княземъ!.. Вальковскій даже въ лиц измнился, и судорожно началъ ерошить свои сбитые волосы;- какая-жъ мн тамъ роль будетъ?… Гораціо разв сыграть мн? неувренно, сквозь зубы проговорилъ онъ, изподлобья поглядывая съ постели на Ашанина.