От низовий Днепра Долгоруков начал предпринимать вылазки к Крыму. Теперь до него было рукой подать, экспедиции не требовали больших сил и трудов. Русские полки появлялись возле Перекопа, угоняли у татар конские табуны. А кубанские татары и ногайцы призадумались. Царские войска стояли у них по соседству и уходить не собирались. Мурзы прислали в Азов делегацию и заключили договор — Кубань переходит в подданство России. Донесения о победах летели к Петру, окрыляли его. Он из-за границы прислал указания на 1698 г. Шеину предписал строить еще одну гавань, в устье Миуса, а Стрешневу и Долгорукову — удерживать и укреплять низовья Днепра. Но Шеин под Азов так и не выступил. Наложились другие грозные события.

Ранее уже отмечалось, что Петр перебросил из-под Азова значительные контингенты на западную границу — не допустить на польский трон французского кандидата и поддержать саксонского Августа. Эти полки продолжали стоять в порубежных городах. С жалованьем было плохо, платили нерегулярно. Но ведь служба стрельцов обеспечивалась не только жалованьем, а их собственными хозяйствами, подсобными промыслами. Они не были дома уже два года, сперва ушли брать Азов, потом их погнали на запад. Пообносились, поиздержались. Под Великими Луками забунтовали четыре стрелецких полка — Чубаров, Колзаков, Гундемарков и Чернов (по фамилиям командиров). Они выбрали делегацию из 175 человек, в марте 1698 г. отправили в Москву.

Жаловались на тяготы, на задержку денег и «бескормицу». Глава Стрелецкого приказа Троекуров растерялся. Сперва велел арестовать четверых руководителей. Но товарищи тут же отбили их. Троекуров перетрусил, что разгорится серьезный бунт (по-видимому, обеспокоился и о том, что откроются злоупотребления), и быстренько сменил тон. Выдал задержанное жалованье и объявил, что конфликт исчерпан, они могут возвращаться в полки. Нет, теперь уже стрельцы закусили удила. Почувствовали слабину властей и отказывались уходить, настаивали продолжать переговоры. С большим трудом делегатов выдворили из столицы к местам службы. Но позже открылось, что дело этим не завершилось.

В Новодевичьем монастыре уже больше 8 лет жила царевна Софья. Стоит отметить, что содержание ей определили щедрое и обильное. Ее обслуживали кормилица и 11 служанок. На каждый день выделялось ведро меда, три ведра пива, два ведра браги. На Рождество и Пасху добавлялось ведро водки, пять кружек анисовой, 10 стерлядей, 30 карасей и окуней, 2 щуки, 3 язя, два звена белорыбицы, икра, много хлеба, караваев, калачей, пирогов. Все эти яства и напитки предназначались не только для самой царевны и ее прислуги. Строгой изоляции не было. В гости к Софье пускали вдовствующих цариц Марфу и Прасковью, тетку, сестер. Пускали и их дворовых, родственницы обменивались посланиями.

Когда в столице появилась делегация из бунтующих полков, сестра Марфа прислала к царевне карлицу с запиской: «Стрельцы к Москве пришли». Предводители мятежников, в свою очередь, искали контактов с Софьей. Василий Тума и Борис Проскуряков посылали стрелецких жен, чтобы связаться с прислугой царевны или ее родственницами. Это удалось, бывшей правительнице сумели передать «челобитную о стрелецких нуждах». Через пять дней царевна Марфа отправила к Туме свою постельницу, переслала ответ царевны.

Вернувшись к местам расквартирования, крамольники принялись мутить стрельцов. Распространяли слухи, что Петр за границей погиб, наследника Алексея бояре держат в неволе и хотят удушить. Поэтому надо всем идти в Москву и сажать на царство Софью, она всегда была покровительницей стрельцов, защитит от неправд и обид. Сперва полагали, что в столицу можно будет попасть легально. Ожидали, что полки вскоре сменят и дозволят идти по домам. Но в правительстве тоже отдавали себе отчет — полки ненадежны. Опасались их возвращения. Смену прислали, стрельцов собрали, вроде бы, вести в Москву. Но воевода Михаил Ромодановский получил иной приказ. Делегатов, «бегавших» в Москву, арестовать. А четырем бунтовавшим полкам разойтись в разные города: Вязьму, Ржев. Дорогобуж, Белую.

Когда воевода огласил приказ, стрельцы забуянили. Отказались повиноваться. Чуть не дошло до столкновения — Ромодановский призвал верные войска, встал отдельным лагерем. Но мятежники драться не стали, схитрили. Объявили, что согласны выполнить приказ. Выступили к новым местам службы, хотя зачинщиков так и не выдали. Шли медленно. На остановках перед стрельцами выступали Тума, Проскуряков, Зорин и другие предводители. А покорность была уловкой. Вожаки заранее договорились о взаимодействии, через день полки повернули и снова соединились на Двине.

Тума читал письмо Софьи. Впоследствии стрельцы показали: «Был от царевны приказ, чтобы он (Тума), пришед с Москвы в полки, прочел всем стрельцам и словесно б сказал, чтоб они шли к Москве для бунту и побиения бояр, и иноземцев, и солдат, а она де у них в управлении быть хочет». Офицеров выгнали (да они и сами сбежали, кому хочется быть зарубленным?). Выбрали командиров из своей среды. Некоторые стрельцы робели и осторожничали, не хотели нарушать дисциплину. Куда там! Зачинщики схватили и повели их насильно, под караулом. Правда, стрельцов было всего 2 тыс. Но кричали, что главное — прорваться в Москву, там чернь поддержит, присоединятся другие войска. Провозглашалось, что полки встанут на поле возле Новодевичьего монастыря и обратятся к Софье, призывая ее на царство.