Вскоре подтвердилось, что с созданием флота Россия спешила не напрасно. На мирном конгрессе в Карловацах союзники по «Священной лиге» упрямо пытались облапошить нашу страну. Закулисные переговоры с турками велись без русских. Царский посол Возницын бился и настаивал — союзники должны выработать и предъявить османам общие требования. Хотя именно такой вариант совершенно не устраивал европейцев. Если русские прорвались к Черному морю, они будут распространять влияние и дальше — на Балканы, Закавказье. Можно ли было это допустить? Вместо выработки совместных условий Австрия, Венеция и Польша сделали наоборот. Отбросили все соглашения с Москвой не заключать сепаратный мир, и приняли противоположное постановление. Пускай каждая держава заключает с Турцией отдельный договор.

В январе 1699 г. все союзники подписали мир. Австрия урвала Восточную Венгрию, Трансильванию, Хорватию, Словению, Боснию. Венеция — часть Далмации и Греции. Польша вернула утраченные украинские земли. Но получалось, что все выиграли за счет России! Турки высвободили руки на Западе и отказывались уступать царским дипломатам хоть что-нибудь. Возницын проявил чудеса изворотливости, но сумел заключить не мир, а всего лишь перемирие на два года.

Однако у Петра уже стояли на стапелях великолепные корабли. Успели как раз вовремя! Он задумал подкрепить дипломатию внушительным кулаком — морским. В марте 1699 г. царь снова отправился на юг. Правда, с дороги пришлось вернуться, умер Лефорт. Ушла личность, довольно своеобразная. Он был любимцем Петра. Получал самые ответственные назначения. Но не проявил себя нигде — оставался, как и был, личным царским приятелем, веселым и изобретательным собутыльником. В таком качестве он и закончил жизнь. Построил богатый дворец, начал пышно справлять новоселье, а здоровье не выдержало. Видимо, он и впрямь был хорошим товарищем. Но даже и горевать долго не приходилось. Едва проводив Лефорта в могилу, царь опять вскочил в сани и помчался в Воронеж.

Спешку диктовала сама природа. Требовалось спустить на воду корабли и провести их по верховьям Дона в период весеннего паводка. Хватало и других препятствий — мелей на реке, а в устье отгонял воду северный ветер. Флот заколыхался по волнам Азовского моря только летом. Турки прослышали, что по Дону спускается русская эскадра. Вызвали свои морские силы, возле Керчи встала эскадра из 4 кораблей и 9 галер. А Петр в августе привел к Керчи 12 линейных кораблей, 4 галеры, 13 бригантин и 11 галиотов. Все море покрылось русскими парусами, громыхнул залп из 360 орудий. Турки были в полном шоке. Узнав, что царское посольство намеревается морем плыть в Стамбул, местное начальство перепугалось, всячески силилось отговорить, пугало штормами. Но противиться оно было не в состоянии. Пришлось пропустить 46-пушечный корабль «Крепость», который повез в турецкую столицу дипломатическую миссию во главе с думным дьяком Украинцевым.

Появление «Крепости» в Босфоре тоже произвело переполох. А капитан корабля голландец Памбург еще и усугубил его. Он встретил в Стамбуле знакомых моряков, голландцев и французов, пригласил в гости и после обильных возлияний открыл ночью пушечную пальбу. Турки возмущались. Писали, что некоторые беременные наложницы в султанском гареме «от того страху и пушечной стрельбы младенцев повывергали», требовали отставки Памбурга. Но в конце концов даже нетрезвая выходка капитана сыграла свою роль. Из Керчи поступали доклады, что русские могут прислать в Стамбул далеко не один корабль. Султанское правительство предпочло возобновить переговоры о мире.

Находясь на судоверфях, государь регулярно общался со св. Митрофаном Воронежским. Святитель благословлял работы, освящал корабли. Они беседовали с государем, по многим вопросам находили взаимопонимание. Возможно, обсуждали и положение в церкви. Во всяком случае, по возвращении с юга государь попытался заняться духовными проблемами. Патриарх Адриан по-прежнему не одобрял политику Петра. Открыто не выступал, но о его позиции было догадаться не трудно. Он отказался постричь в монахини царскую супругу, пытался заступаться за приговоренных стрельцов.

Теперь сам царь сделал шаг к примирению и налаживанию сотрудничества. Адриан в это время серьезно болел, но Петр навестил его, завел речь о больном месте русского духовенства, образовании. Указывал, что церковное образование «паче всего в жизни сей надобно». Предлагал создавать специальные школы, чтобы «во всякие потребы люди, благоразумно учася, происходили в церковную службу». Эти же школы могли готовить военных и гражданских специалистов. Петр доказывал, что дело станет полезным и для церкви, и для государства. Патриарх выслушал его, но… не услышал. Оставался при собственном мнении: замыслы царя перемешаны с ересями, поддерживать их нельзя.

Хотя государь отнюдь не случайно озаботился духовным образованием. Это было важно именно теперь, когда русские часто и близко общались с европейцами! Он пытался втолковать Адриану: «Священники ставятся малограмотные, надобно их прежде учить, а потом уже ставить в этот чин. Надобно озаботиться, чтобы и православные христиане, и иноверцы познали Бога и закон Его: послал бы для этого хотя несколько десятков человек в Киев в школы. И здесь, в Москве, есть школа, можно бы и здесь об этом порадеть. Но мало учатся, поскольку никто не смотрит за школой как надобно. Многие желают учить детей своих свободным наукам и отдают их здесь иноземцам, другие в домах своих держат учителей иностранных, которые на славянском нашем языке не умеют правильно говорить. Кроме того, иноверцы и малых детей ересям своим учат, отчего детям вред, а Церкви может быть ущерь великий и языку повреждение…»

Как видим, при всех увлечениях европейскими порядками Петр видел четкий национальный стержень, ломать который нельзя. Вера, язык… Мало того, отдавал себе отчет, что западные влияния отнюдь не безопасны. К сожалению, патриарх не понял, что они могли бы действовать сообща. На царские предложения он не отреагировал, никаких шагов предпринимать не стал. И даже имевшаяся «школа», о которой говорил Петр, Славяно-греко-латинская академия, после отставки братьев Лихудов совсем развалилась. О ней никто не заботился, денег не выделяли. Здание находилось в аварийном состоянии, преподаватели и 150 учеников бедствовали.