— Благодарю васъ, миссъ Гавишамъ, — отвчала она:- я такъ здорова, какъ только можно при существующихъ обстоятельствахъ.

— Что же такое съ вами? — спросила миссъ Гавишамъ, крайне рзко.

— Ничего особеннаго, — отвчала Камилла. — Я не желаю щеголять чувствами, но я много думаю о васъ по ночамъ, и это мн не совсмъ здорово.

— Ну, такъ не думайте обо мн,- отрзала миссъ Гавишамъ.

— Легко сказать! — замтила Камилла, любезно подавляя рыданіе, между тмъ какъ верхняя губа ея задрожала, а слезы потекли по щекамъ. Раймондъ свидтель, сколько лкарствъ я должна принимать ночью. Раймондъ свидтель, какія нервныя боли у меня бываютъ въ ногахъ. Но боли для меня не новость, когда я съ тревогой думаю о тхъ, кого люблю. Если бы я могла быть не такой любящей и чувствительной, у меня было бы лучшее пищевареніе и желзныя нервы. Я бы этого желала, увряю васъ. Не думать о васъ по ночамъ-это невозможно!

И тутъ полились слезы.

Я понялъ, что Раймондъ, о которомъ упоминали, — это здсь присутствующій джентльменъ, и счелъ его за м-ра Камилла. Онъ пришелъ на выручку какъ разъ въ эту минуту и сказалъ въ вид утшенія и похвалы:

— Камилла, душа моя, всмъ извстно, что ваши семейныя чувства мало-по-малу изсушили васъ до такой степени, что одна нога стала у васъ короче другой.

— Я не знала, — замтила степенная лэди, чей голосъ я слышалъ только разъ, — что думать о комъ-нибудь значитъ оказать этимъ услугу.

Миссъ Сара Покетъ, которую я теперь разглядлъ, маленькая, сухенькая, смуглолицая старушка съ личикомъ, точно изъ орховой скорлупы, и большимъ ртомъ, точно у кошки, только безъ усовъ, поддержала заявленіе, словами:

— Еще бы, вы правы, душа моя!

— Думать-то легко, — сказала степенная лэди.

— Чего легче, — согласилась миссъ Сара Покетъ.

— О, да, да, — закричала Камилла, бушующія чувства которой бросились, повидимому, изъ ея ногъ въ грудь. — Все это врно! Я знаю, что глупо быть такой любящей, но ничего не могу съ собою подлать. Конечно, мое здоровье поправилось бы, если бы я была другая, но я все же не желаю перемнить свой характеръ. Онъ причиняетъ мн много страданій; но мн утшительно знать, что у меня такой характеръ, когда я просыпаюсь ночью.

Послдовалъ новый взрывъ чувствъ.

Миссъ Гавишамъ и я все это время не переставали кружить по комнат, то задвая подолы постительницъ, то удаляясь на противоположный конецъ мрачной комнаты.

— И потомъ хоть бы взять Матью! — продолжала Камилла. — Никакого участія въ моихъ естественныхъ привязанностяхъ, никогда не придетъ справиться о здоровьи миссъ Гавишамъ!

При имени Матью миссъ Гавишамъ остановила меня и сама остановилась и такъ взглянула на говорившую, что та съежилась.

— Матью придетъ провдать меня, — сказала миссъ Гавишамъ, — когда я буду лежать на этомъ стол. Вотъ гд онъ будетъ стоять, — и она ударяла клюкой по столу, — у моего изголовья! А ваше мсто вотъ тутъ! а вашего мужа — тутъ! А Сара Покетъ тамъ! И Джоржіана тамъ! Ну, теперь вы знаете, гд найти мста, когда начнете пировать на моихъ похоронахъ. А пока ступайте домой!

Посл каждаго имени она стукала палкой по столу и теперь сказала:

— Веди меня! веди меня! — и мы опять закружили по. комнат.

Пока Эстелла свтила имъ, провожая ихъ по лстниц, миссъ Гавишамъ ходила по комнат, опираясь на мое плечо, но все тише и тише. Наконецъ она остановилась около камина, нсколько секундъ глядла въ огонь, бормоча что-то про себя, и наконецъ проговорила:

— Сегодня день моего рожденія, Пипъ.

Я хотлъ пожелать ей еще много лтъ здравствовать, но она приподняла клюку:

— Я не терплю, чтобы о немъ говорили. Я не терплю, чтобыт, которые только что ушли отсюда, о немъ говорили. Они приходятъ сюда въ этотъ день, но не смютъ упоминать о немъ.

Я, конечно, посл этого не пытался поздравить ее съ днемъ рожденія.

— Въ этотъ день, за много лтъ до твоего рожденія, эта груда плсени, — она толкнула клюкой кучу паутины, — была принесена сюда; мы вмст износились. Мыши изгрызли пирогъ, и боле острые зубы, чмъ мышиные, изгрызли меня. Хорошо, если бъ меня мертвую положили на этотъ столъ въ этотъ самый день!

Она стояла у стола и глядла на него, точно видла себя уже мертвою. Я не двигался. Пришла Эстелла и тоже не трогалась съ мста. Наконецъ миссъ Гавишамъ какъ бы опомнилась и сказала:

— Дайте, я погляжу, какъ вы играете въ карты! отчего вы до сихъ поръ не играете?

Съ этими словами мы вернулись въ прежнюю комнату и принялись за игру въ карты; какъ и въ тотъ разъ, я постоянно оставался дуракомъ, а миссъ Гавишамъ слдила за нами, обращала мое вниманіе на красоту Эстеллы и украшала ее своими драгоцнностями.

Эстелла съ своей стороны обращалась со мной, какъ и въ первое мое посщеніе, съ тою только разницей, что она даже не говорила со мною. Мы сыграли игръ шесть; посл того назначенъ былъ день, когда мн явиться снова; я былъ отведенъ внизъ во дворъ, и тамъ накормленъ, какъ собака, а затмъ предоставленъ самому себ. Увидя, что калитка въ садъ отперта, я туда прошелъ съ цлью осмотрть садъ. Онъ былъ совсмъ запущенъ, и, обойдя его, я заглянулъ въ оранжерею, гд ничего не было, кром засохшихъ виноградныхъ лозъ и нсколькихъ пустыхъ бутылокъ; посл осмотра сада я очутился въ мрачномъ уголку двора, куда раньше глядлъ изъ окна. Не сомнваясь ни на минуту, что домъ теперь совсмъ пустъ, я заглянулъ въ другое окно и къ великому своему удивленію встртился глазами со взглядомъ какого-то блднаго молодого джентльмена съ красными вками и свтлыми волосами.