Шрифт:
— Пипъ, Пипъ, — сказала она разъ вечеромъ, въ одну изъ такихъ добрыхъ минутъ, когда мы сидли одни въ сумерки у окна въ Ричмондскомъ дом,- неужели вы никогда не послушаетесь моего совта?
— Какого?
— Бояться меня.
— Вы хотите сказать, что совтуете мн не увлекаться вами, Эстелла?
— Что я хочу сказать! Если вы не знаете, что я хочу сказать, то вы слпы.
Я могъ бы отвтить, что любовь всегда слпа по пословиц, но всякій разъ я вспоминалъ, что невеликодушно съ моей стороны навязывать ей себя; я зналъ, что она обязана повиноваться миссъ Гавишамъ, и это зависимое положеніе меня очень мучило. Мн казалось, что гордость ея возмущается, и она меня ненавидитъ — и сама тоже страдаетъ.
— Что же мн длать, — сказалъ я, — вы сами написали мн, чтобы я пріхалъ къ вамъ сегодня.
— Вы правы, — отвчала Эстелла, съ холодной, безпечной улыбкой, всегда обдававшей меня холодомъ.
И, помолчавъ съ минуту, прибавила:
— Миссъ Гавишамъ желаетъ, чтобы я провела денекъ у нея. Вы должны отвезти меня туда и привезти обратно, если желаете. Ей не хочется, чтобы я путешествовала одна; но она не желаетъ, чтобы я брала съ собой горничную, такъ какъ не любитъ показываться на глаза чужимъ и переносить ихъ насмшекъ. Можете ли вы отвезти меня?
— Могу ли я отвезти васъ, Эстелла?
— Значитъ, можете? — Послзавтра, прошу васъ пріхать. Вы должны платить за вс расходы изъ моего кошелька. Слышите, таковы условія нашей поздки!
— И долженъ слушаться, — отвчалъ я.
Такимъ образомъ меня всегда предувдомляли, когда надо было хать; миссъ Гавишамъ никогда не писала мн, и я даже не видывалъ въ глаза ея почерка. Мы похали черезъ день и нашли ее въ той комнат, гд я впервые ее увидлъ, и безполезно прибавлять, что никакихъ перемнъ въ дом не было.
Она еще нжне обращалась съ Эстеллой, чмъ прежде, когда я видлъ ихъ вмст. Она не спускала съ нея глазъ, впивалась въ каждое ея слово, слдила за каждымъ ея движеніемъ. Отъ Эстеллы она переводила пытливый взглядъ на меня и какъ будто стремилась заглянуть въ мое сердце и убдиться, что оно страдаетъ.
— Какъ она обращается съ вами, Пипъ; какъ она обращается съ вами? — переспрашивала она меня, даже не стсняясь присутствіемъ Эстеллы.
Я видлъ, — жестоко страдая отъ сознанія зависимости и чувства униженія, — и сознавалъ, что Эстелла должна служить орудіемъ мести миссъ Гавишамъ, и что ее не отдадутъ мн до тхъ поръ, пока она не исполнитъ то, что отъ нея требуютъ.
Въ этотъ разъ случилось, что миссъ Гавишамъ обмнялась нсколькими весьма рзкими словами съ Эстеллой. Впервые я видлъ, что он поссорились.
Мы сидли у огня, и миссъ Гавишамъ взяла Эстеллу за руку; но Эстелла постепенно стала высвобождать свою руку. Она уже и раньше выражала нетерпніе и скоре примирялась съ пламенной привязанностью къ ней миссъ Гавишамъ, чмъ радовалась ей, и едва ли отвчала ей такою же привязанностью.
— Какъ! — сказала миссъ Гавишамъ, сверкая глазами, — я теб надола?
— Скоре я сама себ надола, — отвчала Эстелла, высвобождая руку и подходя къ большому камину, гд остановилась, глядя въ огонь.
— Говори правду, неблагодарная! — закричала миссъ Гавишамъ, страстно ударяя клюкой объ полъ:- я теб надола?
Эстелла спокойно взглянула на нее и опять уставилась глазами въ огонь. Ея красивое лицо выражало спокойное равнодушіе къ дикой страстности миссъ Гавишамъ и казалось почти жестокимъ.
— Ахъ ты дерево, ахъ ты камень! — восклицала миссъ Гавишамъ:- водяное, ледяное сердце!
— Что такое? — сказала Эстелла, такъ же спокойно взглянувъ на нее:- вы упрекаете меня за то, что я холодна? вы?
— А разв это не правда?
— Вы бы должны были знать, что я такова, какою вы меня сдлали, — отвчала Эстелла. — Возьмите себ и похвалу, и порицаніе; возьмите себ весь успхъ и вс неудачи; короче сказать, возьмите меня.
— О! взгляните на нее! — горько вскрикнула миссъ Гавишамъ. — Взгляните на нее, какъ она жестка и неблагодарна къ тому очагу, гд ее выростили! Гд я укрыла ее у груди, которая сочилась кровью подъ нанесенными ей ударами, и гд я долгіе годы нжно леляла ее!
— Но вдь я не виновата, — сказала Эстелла, — я не могла валъ ничего общать потому, что едва могла ходить и лепетать, когда вы меня взяли. Чего вы хотите отъ меня? Вы были очень добры ко мн, и я вамъ всмъ обязана. — Но чего вы хотите?
— Любви, — отвчала та.
— Она ваша.
— Нтъ, — сказала миссъ Гавишамъ.
— Вы моя пріемная мать, — произнесла Эстелла, все такъ же спокойно, безъ гнва, но и безъ нжности. — И я всмъ обязана вамъ. Все, что у меня есть — ваше, все, что вы мн дали, я готова вернуть вамъ. Но, кром этого, у меня ничего нтъ. И если вы требуете отъ меня того, чего вы мн не давали, — благодарность и долгъ не могутъ сотворить невозможнаго.