— Эстеллу, какъ ея фамилія? — спросилъ я.

— Не ваше дло, — отвчалъ Друмль.

— Гд живетъ Эстелла? — спросилъ я. — Вы обязаны сказать это.

И, дйствительно, какъ Зябликъ, онъ былъ обязанъ это сдлать.

— Въ Ричмонд, джентльмены, — сказалъ Друмль, — и она очень красива.

— Много онъ смыслитъ въ красот, низкій, жалкій идіотъ! — прошепталъ я Герберту.

— Я знакомъ съ этой дамой, — сказалъ Гербертъ черезъ столъ, когда тостъ былъ осушенъ.

— Неужели? — протянулъ Друмль.

— И я также знакомъ съ нею, — прибавилъ я, побагроввъ.

— Неужели? — повторилъ Друмль. — Скажите!

Онъ только и могъ отвтить, что «неужели» — этотъ тупоумный болванъ, но я такъ разсердился, какъ если бы онъ сказалъ что-нибудь остроумное, и немедленно всталъ съ мста, сказавъ, что со стороны Зяблика — непростительное нахальство предлагать выпить за здоровье совершенно незнакомой дамы. На это м-ръ Друмль, вздрогнувъ, спросилъ, — что я хочу этимъ сказать? На это я счелъ необходимымъ ему отвтить, — что онъ знаетъ, кажется, гд меня найти [2] .

Возможно ли было посл этого обойтись безъ кровопролитія? Но Зяблики, какъ всегда, заспорили. Спорили горячо, такъ что по крайней мр еще шестеро почтенныхъ членовъ высказали шестерымъ другимъ почтеннымъ членамъ, что они знаютъ, кажется, гд ихъ найти. Какъ бы то ни было, а въ конц концовъ поршили (такъ какъ Роща была судомъ чести), что если м-ръ Друмль доставитъ какое-нибудь свидтельство отъ Эстеллы, гласящее, что онъ пользуется честью быть съ нею знакомымъ, — м-ръ Пипъ обязанъ выразить сожалніе, какъ джентльменъ и какъ Зябликъ, что «слишкомъ погорячился». Слдующій день былъ назначенъ для испытанія (иначе наша честь могла остыть), и на слдующій же день Друмль появился съ вжливой запиской, написанной рукой Эстеллы, и въ которой она заявила, что имла честь нсколько разъ танцовать съ нимъ. Посл этого, конечно, мн ничего не оставалось, какъ выразить сожалніе о томъ, «что я погорячился», и вполн отказаться — какъ отъ явной нелпости — отъ мысли драться съ обидчикомъ.

Посл этого мн не трудно было узнать, что Друмль началъ еще нахальне вертться около Эстеллы, и что она ему это позволяла. Мы стали часто встрчаться съ нимъ. Эстелла ему не препятствовала, иногда даже поощряла его и иногда обрывала, порою почти льстила ему, порою же почти открыто презирала его, едва узнавала его, какъ будто забывала даже объ его существованіи.

Но паукъ, какъ назвалъ его м-ръ Джагерсъ, привыкъ охотиться за мухами и обладалъ терпніемъ и настойчивостью. Вдобавокъ онъ врилъ съ тупымъ упорствомъ въ свои деньги и знатность своего рода, и это служило ему на пользу, почти замняло сосредоточенность и ршимость.

Такимъ образомъ паукъ, упрямо сторожа Эстеллу, перехитрилъ многихъ умнйшихъ наскомыхъ и часто развертывался и спускался изъ своей паутины какъ разъ въ ту минуту, когда было нужно.

На одномъ балу въ Ричмонд, гд Эстелла затмила всхъ своею красотою, несносный Друмль все время плясалъ съ ней, и она не отказывала ему, такъ что я ршился поговорить съ нею объ этомъ. Я воспользовался первымъ удобнымъ случаемъ: она сидла въ углу, дожидаясь, чтобы м-съ Брандли отвезла ее домой, и поодаль отъ другихъ, среди цвтовъ. Я былъ съ нею, такъ какъ всегда сопровождалъ ее на балы.

— Вы устали, Эстелла?

— Немножко, Пипъ.

— Еще бы не устать!

— Скажите лучше, что не слдовало уставать; вдь мн еще нужно написать письмо къ миссъ Гавишамъ, прежде чмъ лечь спать.

— И разсказать о сегодняшней побд? — спросилъ я. — Жалкая побда, Эстелла!

— Что вы хотите сказать? какая побда, я не знаю.

— Эстелла, взгляните на того господина, вонъ въ томъ углу, который теперь смотритъ оттуда на насъ.

— Зачмъ мн на него глядть? — отвчала Эстелла и посмотрла на меня. — Что такого интереснаго въ томъ человк, чтобы мн на него глядть?

— Я какъ разъ объ этомъ самомъ хотлъ спросить васъ, потому что онъ по пятамъ ходилъ за вами весь вечеръ.

— Мотыльки и всякаго рода безобразныя созданія, — отвчала Эстелла, бросивъ взглядъ въ его сторону, — летятъ на зажженную свчу. — Разв свча можетъ этому помшать?

— Нтъ, — отвчалъ я, — но разв Эстелла не можетъ этому помшать?

— Да, вотъ что, — засмялась она, — можетъ быть. Да, пожалуй, если хотите.

— Но, Эстелла, выслушайте меня. — Я чувствую себя несчастнымъ оттого, что вы любезны съ человкомъ, котораго вс такъ презираютъ. Вы знаете, что Друмля презираютъ?

— Ну?

— Вы знаете, что онъ такъ же безобразенъ душой, какъ и наружностью. Глупый, злобный, низкій, тупой малый!

— Ну?

— Вы знаете, что ему нечмъ похвалиться, кром мошны и нелпаго свитка тупоголовыхъ предковъ, — вы вдь это знаете?

— Ну? — повторила она опять и всякій разъ все шире раскрывая свои красивые глаза.

Чтобы заставить ее дать другой отвтъ, я самъ сказалъ:

— Ну! вотъ оттого-то я и несчастенъ.

— Пипъ, — отвчала Эстелла, — не говорите глупостей. Другимъ это можетъ быть непріятно, и я, можетъ быть, длаю это нарочно. Но васъ это не касается. Не стоитъ объ этомъ и толковать.