— Какое дло? — повторилъ онъ, остановившись. — Ахъ! да! я объясню, въ чемъ мое дло, съ вашего позволенія.

— Вы желаете войти ко мн?

— Да, — отвчалъ онъ;- я желаю войти къ вамъ, господинъ.

Я задалъ этотъ вопросъ довольно негостепріимно, потому что меня сердило довольное и сіяющее выраженіе его лица. Я сердился потому, что онъ какъ будто ждалъ, что я отвчу ему тмъ же. Но я провелъ его въ комнату, изъ которой только что вышелъ, и, поставивъ лампу на столъ, попросилъ его объясниться гкъ вжливо, какъ только могъ.

Онъ озирался съ страннымъ видомъ — съ видомъ удовольствія, точно онъ былъ причастенъ къ тому, что видлъ вокругъ себя и чмъ восхищался, — и затмъ снялъ толстое пальто и шляпу. Тогда я увидлъ, что его голова облысла, и что длинные, сдые волосы были очень рдки. Но я все-таки ничего не замтилъ, что бы мн объяснило, кто онъ. Напротивъ того, я очень удивился, что онъ снова протягиваетъ мн об руки.

— Что это значитъ? — спросилъ я, подозрвая, что онъ съ ума сошелъ.

Онъ отвелъ глаза отъ меня и медленно потеръ голову правою рукой.

— Обидно такъ-то для человка, — началъ онъ грубымъ, хриплымъ голосомъ, — когда онъ прибылъ издалека и нарочно; но вы въ этомъ не виноваты — да и никто не виноватъ. Я сейчасъ объяснюсь. Дайте минуту срока.

Онъ слъ въ кресло, стоявшее передъ каминомъ, и закрылъ лобъ большой, смуглой жилистой рукой. Я внимательно поглядлъ на него и почувствовалъ къ нему отвращеніе; но не узналъ его.

— Здсь никого нтъ? — спросилъ онъ, озираясь черезъ плечо.

— Зачмъ вы, чужой человкъ, пришли ко мн въ ночную пору и задаете такой вопросъ? — сказалъ я.

— Вы ловкій малый, — отвчалъ онъ, качая головой съ ршительнымъ восхищеніемъ, столь же досаднымъ, какъ и непонятнымъ:- я радъ, что вы такой ловкій малый! Но не хватайте меня за шиворотъ. Вы посл пожалете объ этомъ.

Я отказался отъ намренія, которое онъ угадалъ, потому что узналъ наконецъ, кто онъ. Даже и теперь я не помнилъ ни одной черты его лица, но я узналъ его! Я узналъ его — моего каторжника, хотя за минуту передъ тмъ не имлъ ни тни подозрнія относительно его личности.

Онъ подошелъ къ тому мсту, гд я стоялъ, и снова протянулъ мн об руки. Не зная, что длать, — отъ удивленія я совсмъ потерялся, — я неохотно подалъ ему руки. Онъ отъ души сжалъ ихъ, затмъ поднесъ къ губамъ, поцловалъ ихъ и не выпускалъ изъ своихъ.

— Вы благородно поступили, мой мальчикъ, — сказалъ онъ. — Благородно, Пипъ. Я никогда этого не забывалъ!

Мн показалось, что онъ собирается обнять меня, и я положилъ ему руку на грудь и отстранилъ его.

— Постойте! — сказалъ я. — Не трогайте меня! Если вы благодарны мн за то, что я сдлалъ, когда былъ ребенкомъ, то я надюсь, вы доказали свою благодарность тмъ, что измнили свой образъ жизни. Если вы явились сюда, чтобы благодарить меня, то въ этомъ не было никакой надобности. Но, во всякомъ случа, разъ вы нашли меня, то въ вашемъ чувств должно быть нчто доброе, и я не оттолкну васъ; но, конечно, вы должны понять, что… я…

Вниманіе мое было привлечено страннымъ кристальнымъ взглядомъ, устремленнымъ на меня, и слова замерли у меня на губахъ.

— Вы говорили, — замтилъ онъ, когда мы молча смрили другъ друга глазами, — что я долженъ понять… Что такое я долженъ понять?

— Что я не могу возобновлять случайнаго знакомства съ вами, сдланнаго много лтъ тому назадъ, при теперешнихъ измнившихся обстоятельствахъ. Я охотно врю, что вы раскаялись и исправились. Я радъ высказать вамъ это. Я радъ, что вы, зная, что вамъ есть за что меня поблагодарить, пришли высказать мн свою благодарность. Но тмъ не мене пути наши теперь разные. Вы вымокли подъ дождемъ и, кажется, устали. Хотите выпить чего-нибудь, прежде чмъ уйти?

Онъ распустилъ платокъ, которымъ была обмотана его шея, и стоялъ, зорко наблюдая за мной и кусая конецъ платка.

— Я думаю, что охотно выпью (благодарю васъ), прежде чмъ уйти.

На боковомъ столик стоялъ подносъ. Я перенесъ его на столъ около камина и спросилъ его, чего онъ хочетъ? Онъ дотронулся до одной изъ бутылокъ, не глядя на нее и ни слова не говоря, и я приготовилъ для него стаканъ пунша. Я старался, чтобы рука моя не дрожала; но взглядъ, которымъ онъ провожалъ каждое мое движеніе, смущалъ меня. Когда я наконецъ подалъ ему стаканъ, то съ удивленіемъ увидлъ, что глаза его полны слезъ.

До сихъ поръ я не старался скрыть желанія, чтобы онъ поскоре ушелъ. Но теперь меня смягчило печальное выраженіе лица этого человка, и мн стало какъ будто стыдно.

— Я надюсь, — сказалъ я, торопливо наливая и себ стаканъ какого-то напитка и пододвигая стулъ къ столу, — что вы не находите, что я говорилъ съ вами рзко. Я не хотлъ быть рзокъ и сожалю, если слова мои оскорбили васъ. Я желаю вамъ добра и всякаго благополучія!

Въ то время, какъ я подносилъ стаканъ къ губамъ, онъ съ удивленіемъ взглянулъ на конецъ платка, который все еще держалъ въ зубахъ, и протянулъ руку. Я далъ ему свою, и тогда онъ отпилъ изъ стакана и провелъ рукавомъ по глазамъ и но лбу.