С этими словами Мухомор провел привычную процедуру и через пару минут уже пыхтел.

– Оставим в покое все эти учения, - глухо проговорил Андрей.
– Может, как-нибудь в следующий раз.

– Понимаю.

Несколько минут Мухомор отрешено дымил.

– Исчезновения. Они начались еще на заре нашего мира. И не только люди пропадали без вести. Это лишь частные случаи. Так сказать - последствия. Отголоски. Исчезали целые миры,- говорил он, будто лекцию читал.

– А какова ж причина?
– поинтересовался Андрей.

– Причина одна: нечто пожирает этот мир. И пожирало его раньше. И сожрет в будущем!

– И для чего?

– Чтобы ты сказал, будучи обычным человеком, когда тебе предложили бы решить все проблемы. Дать тебе пищу, кров, одежду. Дать все, чего ты сам добиваешься тяжелым трудом, всеми правдами и неправдами? Уверен, что ты бы согласился.

– За такие подарки следовало бы хорошо заплатить.

– Возможно да. А, может, и нет?

– То есть?

– Самое страшное оружие - это вера!

– Не понимаю.

Мухомор о чем-то долго думал, потом, перестав "пыхтеть", вдруг спросил:

– Ты слышал о "Пряди о Хрёреке сыне Стейгара"?

– Нет, - честно признался Андрей.

– Я ее не видел, но говорят, что существует такая сага. История такова: некий викинг Хрёрек отправился, кажется, в Гардарику со своей дружинной, но буря отнесла его ладьи в иную сторону, где он встретил "немалое число воинов и иного люда". И "земля та была очень дивна". Там этот викинг провел немало времени, а когда вернулся, то нашел, что в его краю давно живут иные люди, которые и не слыхивали о его отце конунге Стейгаре. И только один старый человек, припомнил, что во времена деда его деда жил такой конунг. Хрёрек прожил не долго, а по его смерти осталась "карта" той странной земли.

– И что? К чему этот рассказ?

– На "картах" Лабиринта я нашел такую область... назовем ее "темным раем".

При этих словах Мухомор вытянул из своей замусоленной сумки тканый "атлас", который, он назвал "мандалой".

– Не знаю почему, но раньше я его не замечал, - проговорил он.

Таких "атласов" Андрей не приходилось еще наблюдать. Скорее всего, это была "мандала истинной природы реальности". Такие бывали только у настоящих навигаторов. Даже лоцманы пользовались лишь какими-то бледными копиями подобных "карт".

Андрей успел отметить, как засверкали глаза у Петра Сергеевича, и как он жадно вглядывался в рисунок.

Мухомор отложил в сторону свой "бурбулятор" и развернул "атлас". То, что он потом сделал, в принципе, словами описать трудно. Но вдруг элементы "мандалы" пришли в движение. Андрей слышал о таком явлении от Кутха. Тогда он сказал, что подобные "карты" являются многомерной сверхпроводниковой реальностью, которая не зависит от характеристик окружающего пространства.

– Вот здесь, - Мухомор ткнул рукой куда-то правее центра, где виднелась какой-то черный дымок.
– Он здесь.

– Ты хочешь сказать, что какая-то "божья благодать" снизошла на этих исчезнувших людей и унесла их в "рай"?

– Ну... будем считать так и было.

– И кто ж это соизволил послать "божью благодать"?

– У меня нет по этому поводу никаких предположений.

Мухомор свернул свой "атлас" и снова взял "бульбулятор".

Сейчас он стал напоминать какого-то английского лорда, важно курящего трубку. Правда, выглядел как очень бедный лорд. Настолько бедный, что даже подходил под определение "жалкий".

– Ключ ко всему - вера, - важно сообщил он, тыкая в небо грязным пальцем.

Андрей встал, считая разговор законченным. Хотя ничего собственно нового он не услышал. Отчего Кутх так хотел свести его с этим навигатором, было не ясно.

Ушли они не прощаясь.

78.

Солнце приобрело типичный вечерний цвет красного яблока. А небо окрасилось в розовые тона.

– Все-таки прошлая жизнь еще в тебе теплится, - сказал Петр Сергеевич, неспешно попивая чай.

Они сидели в прибрежном ресторане "Бунгало" на берегу реки в плетеных креслах. Официант принес теплые пледы и тихонько спросил:

– Что-нибудь еще?

– Спасибо, чуть позже, - ответил за обоих Петр Сергеевич.

– И снова мы в очередной "забегаловке", - вдруг грустно проговорил Андрей.
– Даже не смотря на всю здешнюю красоту, чувствуется присутствие "искусственного".

Он отхлебнул глоток горячего глинтвейна из большой фарфоровой чашки и стал укутываться в плед. Холодно ему не было. Делал он это скорее по простой человеческой привычке, избавиться от которых было весьма трудно.