– Да, - кивнул тот.
– Я сам согласие на это дал, - и налил еще по одной.

Водка видно стояла до этого в морозильнике, потому как была тягучей, будто желе.

В этот раз он молча чокнулся и выпил. Глаза его на секунду заволокло какой-то поволокой.

– Мысли... мысли..., - тихо повторил он.
– Наши мысли тянутся куда-то к цели по одной линии, среди потемок, и, ничего не осветив, не прояснив ночи, исчезают где-то... где-то там... Все мы в разладе сами с собой... Я много лет создаю подобные "программы". И мне это нравится. И нравилось раньше... тогда, когда я сам был подопытным кроликом...

– А я знаю, кто вы!
– вдруг заявила Маша.

– Не сомневаюсь. Однако прошлое лучше оставить таким, какое оно есть. Пусть в памяти людей я останусь тем, кем был.

– А сейчас? Неужели роль Баюна вас больше устраивает, Антон Павлович?

– Каждому своё. Закон воздаяния, - улыбнулся тот.
– Надо быть всегда осторожным со своими желаниями...

– Где ж вы живете? У Лукоморья?

Баюн рассмеялся. Смех его был чистым, даже озорным. Маша даже позавидовала. Она уже давно так не могла смеяться.

– Нет. Там, может, жил прежний Баюн. Ну да ладно. Оставим мою персону в покое. Поговорим о вас, Мария.

– Хорошо, - кивнула та головой.

– Вы в шахматы играете?

– Нет.

– Ну а хотя бы принцип игры знаете?

– В общих чертах.

– Ладненько. Не это главное.
– Баюн снова разлил водку.
– Там есть такое понятие, как "поле превращения". Когда пешка достигает самой последней клетки, она должна быть заменена на какую-то из фигур. Обычно её "превращают" в самую сильную фигуру - в ферзя. Вижу в ваших глазах непонимание. Сейчас постараюсь прояснить.

Баюн встал и прошелся взад-вперед.

– Все фигуры, в том числе и пешки, выполняют на шахматном поле свои задачи. Смысл всех их действий сводится к одному: победить противника другого цвета, либо поставив ему мат, либо заставив его сдаться. В некотором роде, все эти фигуры являются носителями воли игрока. И чем выше ранг фигуры, тем ближе она к игроку. Если еще более упростить, то все они "воплощения" этого игрока.

– Аватары?

– Ну... да... Пусть будут аватары. И "поле превращения" - это в некотором роде "просветление".

– Хорошо. Здесь вроде бы понятно. Но зачем мне это все?

– Зачем?

Баюн сел и сделал еще один глоток.

– Андрей стал одним, так сказать, из "ферзей".

– И что?

– Боюсь, что вы с ним имеете разные "цвета".

Маша некоторое время, молча, смотрела на Баюна.

– Почему... почему вы так решили?
– голос ее сел.

– Так сложилась эта Игра.

– И что это все значит?

– К сожалению, это все должно закончиться печально. Так, по крайней мере, говорят прогнозы.

– На что вы намекаете?

– По законам жанра: ружье, висящее на стене, в последнем акте должно выстрелить... Я не говорю о том, что опасность грозит от самого Андрея, хотя подобное не исключаю, однако...

– Да вы в своем уме! Андрей не такой! Вы его совершенно не знаете!

– Ни одна из фигур не живет своей жизнью. К сожалению. Так или иначе, Андрей станет тем, кем пожелает Игрок. Думаешь, в моё время было иначе? Или мне не хотелось жить по-иному?

– И кто он, этот ваш злобный бессердечный игрок? Бог? Какой-то абсолютно аморальный тип!
– Маша почувствовала, что в голове у неё начинают плыть мысли от водки.

Баюн не ответил. Он как-то печально посмотрел на Машу и вздохнул. А она не хотела верить в происходящее.

Выждав какую-то паузу, Баюн грустно проговорил:

– Помнишь, как там у старика Чехова: "Люди обедают, только обедают, а в это время слагается их счастье, и разбиваются их жизни..."

– Понимаешь, - продолжал он, - окружающим людям жизнь кажется пресной. Никто не говорит умных слов, все больше какие-то глупости и пустые речи. И все больше едят да пьют. Волочатся туда-сюда. Нет драматизма... Для Игрока все выглядит по-другому. "Быт" у него как бы общая канва. На фоне которой творятся вселенские "чудеса", которых мы же совершенно не видим. И пока люди живут своими проблемами, он ведет свои "фигуры" либо к победе, либо к поражению...

Баюн вздохнул:

– Вот это настоящий Драматург!
– не понятно о ком сказал он.

В воздухе повисла какая-то недосказанность.

Баюн вдруг замахал головой, словно развеивал дым.

– Пейте!
– снова приказал он, вставая.
– Кстати, у вас соль дома кончилась.

С этими словами он бросил Маше тот пакетик с йодированной солью, какую просил приобрести в супермаркете...

70.

Маша закончила убирать в доме. Она устало присела на стул и подперла голову руками. В такие минуты в перерывах между делами, она снова окуналась в апатичное состояние. Из глаз медленно текли горькие слезы, попадая часто на губы и оставляя там вкус одиночества и безысходности.