– А меня его присутствие тяготит! – выпалил Поп. – Пусть к своим кахволикам идет и там крестится слева направо сколько влезет на погибель души своей!

– А хорошо ли будет, батюшка, – резонно возразил Сынок, – если кахволики ему помогут после того, как отказались помочь вы? Слава пойдет, батюшка. Не срамите правильную веру. Давайте по крайней мере выслушаем человека. Неужто вам не любопытно?

– Нет, совершенно, – ответил Поп. – Совершенно не любопытно. Вот ни капельки.

– Говорите, что за дело, – сказал Сынок Шустрому. – А я переведу.

– Нет, не нужно, благодарю, – возразил Шустрый. – Пацан переведет.

– Пацан? – удивился Сынок, глядя на Пацана. – Он умеет?

– Да.

– Способный, – одобрительно сказал Сынок, кивнув. – Надо же! Полна земля самородками. Надо бы его тоже грамоте обучить.

Он засмеялся, а Шустрый тем временем сделал знак Пацану и стал говорить медленно, с паузами, обращяясь к Сынку, а Пацан переводил Попу.

– Во время прошлой нашей беседы вы дали мне понять, – сказал Шустрый, – что сожительница моя является вашей рабыней, и если я хочу сделать ее независимой от вас, мне следует ее купить.

Пацан вместо «сожительница» сказал «жена» и вместо «независимой» – «непродажной», но Поп суть уловил.

– Где это видано, чтобы басурманы наших баб покупали! – возмутился он. – Не будет этого!

– Почему ж не будет, – вмешался Сынок. – Это, батюшка, уж даже и на самодурство похоже, замечу вам. – Он повернулся к Шустрому. – Весьма интересное предложение. И сколько же вы хотели бы за нее заплатить?

– В прошлый раз вы сказали – пятнадцать денариев.

– Да? Я так сказал? Что ж. У вас и деньги с собою?

– Да.

– И бумаги составлены?

– Какие бумаги?

– Купчая. Все-таки женщину покупаете, а не пуговицы для сюртука.

– Я не знал…

– Вижу, что не знали. Ну да ладно. Сейчас мы попросим у священника бумагу и перо, и всё поправим. А священник, как лицо публичное, исполнит тут пред нами роль нотариуса. У него даже и печать есть, для тех случаев, когда кого-то отпевают или крестят, ее и приложим.

Поп, не понимая, о чем речь, снова вмешался:

– Ты, молодой барин, волен в своих желаниях, но тут уж позволь! Как! Нашу бабу – басурману! Пусть она хоть тыщу раз шлюха – а все равно грех! Да еще и в церкви! Нельзя в церкви! Акт торговли – нельзя!

– Ну ведь не душу же ее он у меня покупает.

– Богопротивно сие!

– Слушайте, батюшка, – сказал Сынок веско, сталь зазвучала в голосе, и некоторые вспомнили вдруг, что он человек военный, – вы мне надоели. Делайте, о чем вас просят. Причитающееся вам за услуги вы получите, в обычном размере. Нужны бумага, перо, печать. Шагом марш! Мы вас подождем во дворе. Да уж и свечку захватите.

Говорят, что ревность – услада людей недалеких. Говорят так в основном люди, ревности в больших количествах не испытавшие.

Сынок отлучился в город по своим барским делам, Барыня пила чай в саду, а Ивушка, надев красивое голубое платье, пожалованное ей молодым барином, решила спуститься в кухню да пожрать с утра, а кухарка неприязнь свою пусть засунет себе в жопу – и на лестнице повстречалась с горничной Мышкой, женщиной учёной. Та волокла наверх тряпки да метлу. Проходя мимо Ивушки, учёная Мышка сделала вид, что споткнулась, ухватила Ивушку за волосы льняные, и дернула крепко. Ивушка потеряла равновесие, качнулась вперед, и покатилась вниз.

– Ай-яй-яй, – сказала Мышка. – Какая с твоей стороны неосторожность великая, Ивушка, ай-яй-яй.

Ивушка лежала внизу, постанывая. Попыталась подняться и не смогла.

– Ну, ничего, я вот только в спальнях приберу, и сразу тебе на помощь прибегу, ты увидишь, – сказала ей Мышка. – Так поспешу, так поспешу, ты удивишься! Удержу не будет, никто не помешает мне на помощь тебе придти, так и знай!

И ушла в спальни. Ивушка еще раз попыталась подняться, но резкая боль в ноге не позволила. Ивушка стала кричать.

Вошла через некоторое время Барыня и спросила:

– Чего ты орешь? Что стряслось? Чего ты разлеглась на полу, дура?

– Нога! – сказала Ивушка.

– Что – нога?

Барыня подошла и присела возле Ивушки. Задрала ей подол, посмотрела. Сказала:

– Ничего себе. Как же это ты сверзилась, ты чего, под ноги не смотришь совсем? Эка дура тупая. Эй, кто нибудь!

Пришел Дворецкий. Барыня велела ему послать кого-нибудь за Лекарем. Через час прибыл Лекарь. Ивушку перенесли в ее, молодым барином отведенную, спальню.