– Что же, все-таки, увидел в цветке ваш отец?! – нетерпеливо воскликнул я.

Мне совсем не хотелось, чтобы Гольданцев снова увяз в рассуждениях именно тогда, когда заговорил, наконец, о самом интересном.

– Да цветок и увидел! – радостно сообщил Гольданцев. – Но увидел так, как не видел до этого никогда! Это невозможно объяснить словами, потому что нет в нашем лексиконе ни слов таких, ни понятий. Я сам проделывал потом этот опыт, и, с полным знанием дела, говорю – в обычном человеческом сознании такое не укладывается.

Как описать ясно возникающее, реальное, полноценное понимание текущего по листьям жизненного сока, слабого свечения ауры цветка, или совершенной необходимости каждой прожилки, каждой веточки, листика и крошечного сучка?! Вы даже начинаете видеть, что растение слегка болеет от нехватки солнечного света и воды, и замечаете, какие его участки страдают наиболее сильно. Вы чувствуете «беременность» набухающего отростка и можете уверенно сказать, что скоро из него прорастут три новорожденных листочка… Зрелище, скажу я вам, невероятное! Отец долго не мог придти в себя, и я его очень хорошо понимаю. Сам долго привыкал к новому видению. Точнее, к его отсутствию, потому что, получив первые образцы «третьего глаза», я первое время брызгал им на все, что попадалось под руку и привык смотреть в глубь вещёй. Но другие эликсиры ждали своей очереди, и пришлось отказаться от баловства, ради науки… Между прочим, с этим «глазом» я мог бы стать величайшим экстрасенсом. Человеческий организм, как на ладони, причем, не только с болячками, но и с настроением в данный момент, и даже с типом характера, темпераментом, и другими вещами, о которых вы и сами, может быть, не догадывались.

Другой эликсир – «скрытый слух», или телепатия, в чистом виде. Его-то, как раз и нужно было закапывать в уши, но соединения гомоймеров там самые нестабильные – быстро распадаются. Главный составляющий элемент там – вода. Не зря её издревле считали проводником в иной мир. Но испарения все портят. Хватает дня на три, а потом звуки резко начинают затихать. К тому же, без подготовки, в новых, почти потусторонних, шумах трудно разобраться.

Был ещё очень смешной эликсир, который максимально снижал гравитацию. Человек, конечно, не летал, как птица, но походка делалась, в буквальном смысле слова, летящей…

Отец воспроизвел все, что у Галена было записано готовыми формулами. Что-то его потрясло, что-то не очень. К примеру, эликсир, позволяющий притягивать вещи доставил только хлопоты. Хорошо, что он испарялся ещё быстрее, чем «скрытый слух». Зато некоторые другие соединения, вроде знакомого вам «эликсира совести», поражали устойчивостью своих соединений. Способ их нейтрализации и составление новых эликсиров стали основной заботой моего отца, после того, как механизм составления формул стал ему совершенно понятен. Вам я об этом рассказывать не стану. С одной стороны профессиональная тайна, а, с другой, зачем вам это? Расчеты, замеры, точное соблюдение пропорций… Главное вы знаете – задействуются четыре природные стихии и четыре жизненные стихии вашего организма.

Пять лет относительных удач и явных провалов, пять лет полной отрешенности от жизни, и, наконец, удалось вывести формулу абсолютной Гармонии. Идеально выверенную, стойкую, совершенную, дающую небывалые возможности, даже, я бы сказал, могущество, но… смертельно опасную! Эликсир, составленный по этой формуле, не только выравнивал сферу человека до абсолюта, но и укреплял её настолько, что она становилась более похожей на броню. Однако, в той броне вы делались также абсолютно безразличным ко всему… Василий Львович никогда вам не рассказывал, как умер мой отец?

– Нет.

– Я так и думал. Будь иначе, он не смог бы утаить от вас и все остальное, и тогда бы не я вас искал, а вы меня… Отец умер, сидя в кресле и безучастно глядя в окно. Он просидел так шестьдесят шесть дней, без еды, без питья, без естественных оправлений и каких-либо желаний. Он умер совершенно здоровым, располагающим такими возможностями, какими располагает, разве что, Бог, и совершенно равнодушным. Умер после того, как однажды удобно сел в кресло и решил, что больше незачем вставать. И с тех пор в этой квартире, как вы можете видеть, нет ничего, на чем можно было бы удобно сидеть или лежать.

– Но почему? – воскликнул я потрясенно. – Как такое вышло?!

– Эликсир, – развел руками Гольданцев. – Идеальная формула сферы-брони. Полная, абсолютная самодостаточность, или счастье, если хотите. Жизнь в свете без теней. В абсолютном свете, где уже ничего не видно. Нет желаний, нет потребностей, все известно, и все скучно. Плюс полная защита от окружающей среды. К отцу никто не смог подойти ближе, чем на метр, даже после его смерти. Только ваш дядя. Он тогда выгнал всех из комнаты и что-то сделал. Но что, никто не знает. Зато, после этого, отца смогли переложить в гроб и похоронить, как следует.

– И никого это не удивило? – изумился я.

– Обошлось, – уклончиво ответил Гольданцев. – Василий Львович вообще очень много помогал отцу. Они вместе работали над формулой. Теоретическую часть разрабатывали у вас, а опыты отец ставил в этой квартире. Я тогда жил отдельно. С матерью. Они развелись, как только отец связался с рукописями Галена и забыл обо всем на свете. Но разрыв между родителями начался ещё раньше – из-за коллекции книг, которая требовала слишком больших денег, из-за неудач на работе, где отца затирали за неординарность мышления… Я мало общался с ним. Только забегал иногда, слушал про опыты, просил хоть что-то испробовать… Но отец не давал. Берег… Эликсиры Галена были для него не просто оглушающей сенсацией. Это был шаг в иное измерение, куда отец всю жизнь стремился, и куда его не пускали коллеги-обыватели. Он даже не хотел никому ничего доказывать! Просто мечтал раскрывать тайну за тайной. Потому-то все эликсиры, которые составлял, пробовал сначала на себе.., ну, и на вашем дяде. Василий Львович тоже, так сказать, подставлял голову под секиру науки, но из записей отца, которые мне достались, я понял, что далеко не все эликсиры, что были созданы на пути к Абсолютному, его коснулись. Зато моего отца коснулся каждый! Возможно, он просто заигрался…