Гольданцев печально опустил голову.

Странное дело, прежняя неприязнь к нему куда-то испарилась. Я вдруг ощутил такое сочувствие и такую жалость к этому человеку, всю жизнь мечтающему об отце-друге, но прожившему без него и, в то же время, преданно продолжающему его дело, что еле удержался на табурете и не бросился к Гольданцеву с утешениями.

Только спросил благоговейным шепотом:

– От чего же тогда умер мой дядя?

– Увы, – Гольданцев поднял на меня тоскливый взор, – наверняка я не знаю. Могу лишь предполагать. Судя по всему, последний эликсир, который опробовал Василий Львович, был эликсир «долголетия». Давал абсолютное здоровье. Отец получил его года за полтора до того, как позволил воспользоваться вашему дяде. Он решил, что прошло достаточно много времени, и любой «побочный эффект» уже дал бы себя знать. Но, к сожалению, все неприятности проявились через пол года. Я имею в виду, у отца. Как раз то самое безразличие. Оно начиналось с мелочей и, постепенно, распространялось на все области жизни. Соединение невероятно прочное.., ваш дядя был обречен, и знал об этом…

Я, кстати, долго думал, говорить вам, или нет – все-таки, это лишь догадка… Но сейчас сомнений у меня не осталось. Вы все поймете правильно… У отца был шкафчик с разными редкими составами и ядами. До того, как рукописи Галена очутились в его руках, он много экспериментировал с ними и составил подробную опись, где аккуратно фиксировал даже самый незначительный расход. После похорон мы с матерью все здесь разбирали, и одного органического яда так и не нашли. В человеческом организме он растворяется без остатка и практически необнаружим… Боюсь, ваш дядя воспользовался им, когда понял, что ему грозит. Видимо, не хотел встретить вас безучастно… Но погодите! Не бледнейте так! Это ещё не самое страшное. Самое страшное и непонятное в этой истории то, что они оба, мой отец и ваш дядя, открыли таки способ нейтрализовать прочность соединения гомоймеров в эликсирах! Открыли и, почему-то, не воспользовались!

– Откуда вы это знаете? – потерянным голосом спросил я.

– Знаю, – отрезал Гольданцев. – Я это вычислил. И, хотя отец уничтожил саму формулу, все же остались кое-какие наброски, малопонятные расчеты и, самое существенное, сноски на записи в тетради Василия Львовича, где эта формула выводилась! Эту тетрадь вы мне сегодня принесли, и теперь я могу создать противоядие! Представляете, что это значит, и для меня, и для науки?! Представляете, какие возможности открываются?! Я смогу создавать не просто новые, безопасные эликсиры. Я, как Творец, смогу создать новое человечество, где на смену человеку Разумному, но уязвимому, слабому и грешному, придет человек Мудрый. Мудрый, как Бог! И вас я приглашаю в помощники!

Гольданцев встал с табурета, словно вырос, победоносно облокотился о стол и заглянул в мои, остекленевшие от обилия впечатлений, глаза.

– Ну, как, Александр Сергеевич, хотите стать первым созданием нового Творца?

Возвращаясь домой, я едва не проехал свою остановку, так был возбужден и потрясен.

Остаток дня мы с Гольданцевым провели очень плодотворно. Он снова взял у меня кровь, слюну и желчь, (причем, в этот раз резиновую кишку удалось проглотить почти сразу), и все это время, без устали, излагал мне свои планы. По словам Гольданцева Абсолютный эликсир, который он мне изготовит, сделает меня обновленным и умудренным, а противоядие, составленное по формулам из дядиной тетради, избавит от разрушающего безразличия, и тогда я смогу написать свою лучшую книгу – всем книгам Книгу – где идеи обновления всего человечества будут изложены доступно, убедительно и, самое главное, оч-чень привлекательно!

Слушая Гольданцева, я испытывал небывалое воодушевление, какого не испытывал, наверное, никогда. Даже в ранней юности, начиная свой первый роман, не припомню такой душевной дрожи, такого творческого нетерпения, почти физического зуда… Впрочем, немедленно вскакивать и нестись домой, к компьютеру, чтобы излить хоть какие-то впечатления, не хотелось. Во-первых, потому что Абсолютный эликсир, как никакой другой, требовал особенной, отстоявшейся крови. Секунда промедления или поспешности могла все испортить, и кровь пришлось бы брать снова. Поэтому Гольданцев попросил подождать. А во-вторых, в благодарность за внимание и понимание, а также, чтобы скоротать время, он решил показать действие некоторых безопасных составов.

О-о-о!!! Вот когда я понял, что, действительно, нет в человеческом языке слов, способных это передать! Старый табурет, опрысканный «третьим глазом», вдруг засветился мутновато-зеленым светом, и я, то ли увидел, то ли ощутил, то ли просто уловил самым глубинным подсознанием, слабый отголосок жизни в давно убитом и распиленном дереве. Черт знает как, стало вдруг понятным, что жизнь эту составили и гвозди, и ржавчина, наросшая на них, и даже краска, в которой уцелели воспоминания о щетинках кисти и.., я едва поверил себе, о руках, эту кисть державших, и эту краску наносивших!

– Андерсен какой-то, – пробормотал я, не в силах отвести глаза от дивного зрелища.

– Наиграться этим вы ещё успеете, – усмехнулся Гольданцев и набросил на табурет простыню.

Одно короткое мгновение она словно вспыхнула всеми своими тайнами, и, продлись эта вспышка чуть дольше, я бы смог, наверное, рассказать не только о том, какие нити этой простыни соседствовали друг с другом на катушке, но и о том, какие страдания принес им ткацкий станок, швейная игла и химические отбеливатели. Однако, видение быстро пропало.

– Состав воздуха изменился и «сбил» формулу эликсира, – пояснил Гольданцев. – Нестойкое соединение. Слишком много воздуха. Эликсиры, основанные на стихиях человека, гораздо прочнее. Кстати, с вашей помощью, я собираюсь выяснить и то, насколько взаимосвязаны интеллект личности и стойкость эликсиров на основе «соков» её организма. Вы умны, обладаете творческим потенциалом и социально ни от кого не зависите, что, несомненно, делает вашу личность более яркой. Вы для меня просто идеальная кандидатура…