— Расскажите, как вы смогли ей подсказывать.

— Это очень просто, детские штучки. Для обозначения фигур мы разработали систему жестов, определенное движение рукой. Этого было достаточно, обо всем остальном можно было договориться взглядом.

— Пожалуйста, расскажите поподробнее о том, как протекала партия с Милевским. Неужели он не догадался?

— Нет, в партии с ним мы прибегли к другой системе. Наталья и Милевский сели за доску сразу после завтрака, меня при этом не было. Дело в том, что жена играла белыми, от нее зависел выбор начала партии, понимаете, в шахматах это очень важно, дебют определяет выбор тактики партии, ее стратегии. Мы с ней заранее все обсудили и пришли к выводу, что надо избрать наступательную тактику, втянуть журналиста в западню…

— Неплохо…

— Это легче сказать, чем сделать. Вот уже и миттельшпиль, а шансы у противников практически равны. Объявили перерыв на обед. У меня было время обдумать два варианта продолжения партии: один твердо гарантировал ничью, второй содержал в себе подвох… Журналист попался на крючок, ничего удивительного, я уже говорил, что он любит рисковать, на это я, откровенно говоря, и рассчитывал. Увлекшись погоней за двумя пешками, он проглядел ладью и вынужден был сдаться.

— Когда разыгрывался эндшпиль, вы находились в зале?

— В том-то и дело, что нет, ведь нам хотелось…

— Ясно.

— Именно поэтому он ничего и не заподозрил.

— А вы сами смогли бы выиграть у него?

— Да, без особого труда. Милевскому при известной теоретической подготовке явно не хватает опыта, навыков борьбы в турнирах. Недостаточно быть хорошим теоретиком, чтобы побеждать на соревнованиях. Впрочем, даже и в теории он не во всем силен, я заметил явные пробелы в его игре в обороне.

— Как он воспринял свое поражение?

— Он был очень расстроен и сам признал, что «переборщил», так он выразился. И в самом деле, он мог свести партию к ничьей.

Я с интересом слушал. Для меня понемногу становилось ясным, что «шахматная концепция» преступления, высказанная Баксом в самом начале расследования, находит свое подтверждение. Правда, я еще не знал, в каких случаях мой друг располагал фактами, а в каких действовал по интуиции, но уже было ясно, что он нащупал путеводную нить. Именно он. Мои сотрудники, даже самые опытные следователи, вряд ли стали бы расследовать преступление в «Альбатросе»… используя шахматную теорию.

— Что было похищено у вашей жены? — таков был следующий вопрос Бакса.

Рожновский взглянул на него с нескрываемым восхищением:

— Откуда вы это знаете? Да, у нее действительно были похищены драгоценности. Фамильные.

— Опишите их подробно.

— Четыре золотых кольца с драгоценными камнями, два дорогих колье, броши, несколько цепочек, другие мелочи. Жена держала их в красивой металлической, богато инкрустированной шкатулке, или ларце, не знаю, как поточнее выразиться.

— Да это целое состояние!

— Вы правы, миллионы злотых, трудно сказать, во сколько их оценили бы сейчас, оценка производилась много лет назад.

— И вы согласились, чтобы такие ценности она брала с собой на курорт?

— В конце концов это была ее собственность. Разумеется, я протестовал, высказывал опасение, что их могут украсть, но она стояла на своем. Пропажу драгоценностей я обнаружил после смерти жены.

— И не сообщили об этом милиции?

— Не сообщил. Я боялся лишних расспросов, мне вообще не хотелось привлекать внимание к размерам нашего состояния.

— Знал ли кто-нибудь о существовании шкатулки?

— Нет… думаю, нет. Впрочем, я не уверен.

— Где жена хранила шкатулку?

— Вот именно! За все время нашего пребывания в Свиноустье я ее ни разу не видел. Признаюсь, меня это беспокоило, как-то я даже попробовал сам ее отыскать, но, знаете, как-то неловко подозревать собственную жену, я поискал немного и бросил.

— Может быть, пани Рожновская отдала драгоценности на сохранение владельцу пансионата пану Боровскому?

— Я предполагал такое и даже сам спросил пана Боровского, но ему Наталья ничего не передавала.

Наступило молчание. Его прервал Бакс:

— Видимо, мне следует вам верить. Вы поступили правильно, если сейчас сообщили нам правду. И тем не менее, я не вправе удержаться от замечания. Так вот, у меня не вызывает сомнения тот факт, что если бы вы не помогли своей жене победить в шахматном турнире, а особенно — выиграть партию у Милевского, вы не были бы… вдовцом.

Эти жестокие слова странным образом не подходили к нашему неофициальному разговору за бутылкой темного пива, но я уже перестал чему-либо удивляться.