Несколько раз Аристотель сопровождал Божену в ее прогулках, они побывали на танцах, посидели за чашкой кофе в переполненных закусочных Свиноустья. Девушка явно скучала, а немолодой журналист, что тут скрывать, не мог угнаться за ее юношеской энергией и жаждой развлечений. И тем не менее, с грустью отметил Бакс, Милевский ухаживает за ней вполне официально.

Мысли молодого человека были отрывисты и хаотичны, они рвались как тучи, клубившиеся над морем.

— Обдумываете следующий ход? — прервал его размышления чей-то голос.

Бакс обернулся. Красивое лицо журналиста осветила дружеская улыбка.

— Да нет, я ведь не играю, пан редактор.

«Вот это мужчина! — подумал он. — Пятьдесят за плечами, а какой красавец. А главное, какую девушку отхватил!»

Журналист выглядел намного моложе своих лет, чему в немалой степени способствовали легкая, стройная фигура, милая, благожелательная улыбка, постоянное ровное настроение и умение легко и быстро устанавливать дружеские контакты с людьми. Бакс ломал голову над его словами о следующем ходе. Что бы они значили? Неужели…

— Ужасная погода, — сказал он.

— Да, август паскудный, — согласился Милевский.

В гостиной кроме них находились Свенсоны с сыном и норвежец. Они смотрели какой-то фильм по телевизору. Остальные постояльцы пребывали в своих комнатах.

— Мне хотелось бы поговорить с вами, пан… Ковальский, — понизив голос, сказал журналист.

— А почему вы спотыкаетесь на моей фамилии? Так трудно ее произнести?

— Трудно, но прошу меня правильно понять. Я не люблю двусмысленных положений. Дело в том, что как-то к Варшаве мне показали вас и назвали фамилию, а я на свою память не жалуюсь.

«Ну вот, я и разоблачен, — спокойно подумал Бакс. — Впрочем, имеет ли это какое-нибудь значение для дела? Хотя и жаль».

— Я слушаю вас, пан редактор.

— Я уверен, пан Бакс, что вы приехали сюда не для того, чтобы изучать шведский язык. Мне не хотелось притворяться, что я вас не знаю, но даю слово — свое открытие я сохраню в тайне.

— Вы не расскажете обо мне даже панне Чедо?

— Не расскажу, слово джентльмена. И я бы хотел вам помочь.

— Гм… Благодарю. Я ничего не знаю и ничего не предпринимаю, поэтому помощь мне не нужна. Впрочем, этим делом я интересуюсь чисто теоретически.

— Мне хорошо известно, что в результате ваших чисто теоретических исследований много преступников очень даже практически болтались на виселице, ха-ха-ха! Для нашего тележурнала мой коллега сделал очень интересную передачу о краже картин из музеев — о деле, которое вы раскрыли. Как вы их, голубчиков, разделали под орех!

— Ваш коллега явно преувеличил мою роль, впрочем, то дело не было особенно трудным. А меру наказания им устанавливал суд, а не я.

— Разумеется, разумеется, я не хотел ничего дурного сказать. Но вернемся к нашим баранам. Правда, мне кажется, что я могу быть вам полезен.

— В таком случае я вас слушаю, пан редактор.

— Как бы это поточнее выразиться… Мне хотелось бы, чтобы вы меня правильно поняли. Видите ли, я, можно сказать, лично заинтересован в том, чтобы преступление было раскрыто как можно скорее. Это в моих интересах.

— В ваших интересах?

— Скажу вам откровенно, речь идет о Божене, о панне Чедо. В прошлом году я сделал ей предложение.

— Поздравляю, пан редактор, вы сделали прекрасный выбор, — сказал детектив, подумав про себя: «Чтоб ты лопнул!»

— Она не ответила мне ни «да», ни «нет», попросив время подумать, посоветоваться с родителями. Кстати, я был у них, они не против нашего брака. И все шло как нельзя лучше, а тут это несчастье.

— Если уж у нас пошел разговор начистоту, скажите, зачем же вы тогда приняли участие в шахматном турнире?

Журналист окинул детектива настороженным взглядом:

— Ваша ирония меня отнюдь не удивляет, но вы ошибаетесь, если усматриваете какую-то связь между убийством и невинным шахматным турниром. Однако вы правы в одном — смерть Рожновской помешала в осуществлении моих матримониальных планов. Это ужасное убийство почему-то так повлияло на девушку, что она изменилась до неузнаваемости, и наши отношения стали совсем другими. Нет уже прежней искренности, доверия, она просто избегает меня.

— А как с ответом на ваше предложение? Уже прошло много времени, она ведь обещала ответить.

— Вожена попросила дать ей еще время. Вот и тянется эта волынка, а я, как вы сами видите, уже немолод, мне бы хотелось создать семью. Сколько можно откладывать?

— Почему же изменилось ее отношение к вам?

— Не знаю. Может быть, она думает, что я как-то связан с этой ужасной историей, прямо она со мной на эту тему никогда не говорила.

— Вы ее любите, поэтому, возможно, вы и преувеличиваете, а на самом деле все обстоит не так.