— Триккала, — сказал он, — спросите Демми, какого цвета этот листок.

На своем родном языке Демми дал ясный и твердый ответ.

— Он говорит, — сообщил переводчик в тихом удивлении, — что эта бумага красного цвета.

— Великолепно. Благодарю вас, Триккала. Уведите Демми и скажите Уиксу, что они могут ехать домой.

Эллери закрыл дверь за обоими.

— Тем самым доказано, — сказал он, — что «краеугольный камень», на котором я строил все свои выводы, пошатнулся. Я же не мог учесть, что Демми страдает дальтонизмом и не различает истинных цветов.

— Значит, это доказывает, — сказал Пеппер, — что Демми, Слоун и мисс Бретт говорили правду. Во всяком случае, это уже кое-что.

Джеймс Дж. Нокс встал, как бы демонстрируя, что время миллионера дорого.

— Могу я рассчитывать на то, что вы будете сразу же сообщать мне все новости, связанные с картиной Леонардо, мистер Нокс? — спросил его старший Квин.

— С удовольствием…

Пеппер помог банкиру надеть пальто.

— Я сейчас работаю вместе с Вудраффом, — сказал Иокс. — Он оценивает стоимость наследства. Все такое старое, гнилое. Нам остается надеяться только, что новое завещание не всплывет вдруг откуда-нибудь. Вудрафф полагает, что это бесполезно усложнило бы все дело. Миссис Слоун, как ближайшая родственница, упрашивала меня распределить наследство, если не будет найдено завещание.

— Чертова писанина и крючкотворство, — язвительно сказал Сампсон. — Из этого не получится ничего, кроме длинной череды процессов по делам о наследстве.

Нокс усмехнулся, благосклонно помахал рукой и вышел. Сампсон и Пеппер встали и посмотрели друг другу в глаза.

— Знаю, о чем вы думаете, шеф, — сказал Пеппер. — Вы думаете, что история Нокса о картине Леонардо, оказавшейся вовсе не его картиной, это просто сказка.

— Меня бы это не удивило, — ответил Сампсон.

— И меня тоже, — вставил инспектор. — Это, конечно, крупный зверь, но и он играет с огнем довольно легкомысленно.

— Совершенно согласен с вашим мнением, — признался Эллери. — Только я не считаю этот вопрос особенно важным в данный момент. Этот человек — страстный коллекционер. Он будет защищать своего Леонардо, как лев.

— Да, дело совсем запуталось, — вздохнул Старик.

Сампсон и Пеппер кивнули Эллери и покинули кабинет. Инспектор последовал за ними, чтобы дать интервью репортеру уголовной хроники. Эллери остался один. Когда инспектор вернулся, Эллери был погружен в созерцание носков своих туфель и, по всей видимости, целиком ушел — В свои мысли.

— Все улажено, — проворчал Старик и упал в свое кресло. — Я в наилучшем виде расписал прессе сказочку о Халькисе как убийце Гримшо, а на десерт добавил показания Джоан Бретт, которые снова все запутают. Не пройдет и пары часов, как город будет полон разговоров на эту тему, и убийце придется выдумывать новые трюки.

Инспектор вызвал своего секретаря и продиктовал ему телеграмму с пометкой «секретно», которая была адресована директору музея Виктории в Лондоне. Секретарь стремглав отправился отсылать ее.

— Я и не думаю замалчивать историю с картиной, — сказал Старик прокурорским тоном, беря понюшку табаку. — Я и раньше, когда мы выходили, сказал об этом Сампсону. В данном случае я и гроша ломаного не дам за истинность показаний Нокса.

Длинные руки полиции, вошедшие в поговорку, протянулись и схватили Аллана Чейни вечером в воскресенье десятого октября, в аэропорту Буффало, где он как раз собирался сесть на рейсовый самолет до Чикаго. Детектив Хагстрем засунул свою тяжеловесную жертву в очередной самолет на Нью-Йорк и доставил ее.

Оба Квина, поставленные в известность об этом аресте, пожелали встретиться с беглецом утром в понедельник, в кабинете инспектора. Прокурор Сампсон и его помощник Пеппер завершили список встречающих.

— Ну, мистер Чейни, — инспектор, в наилучшем настроении, начал допрос после того, как молодой человек, который был не в состоянии держаться на ногах от слабости, сел на предложенный ему стул, — что вы хотели бы рассказать нам о своих приключениях?

Голос Аллана был необычайно хриплым.

— Я отказываюсь от дачи показаний.

Сампсон спросил его:

— Надеюсь, вам понятно, что вы своим бегством возложили на себя тяжелую вину, Чейни.

— Своим бегством? — Он попытался широко раскрыть свои покрасневшие веки.

— А, так это, выходит, было вовсе не бегство, а просто небольшая воскресная прогулка? — Инспектор хихикнул. Но затем вдруг в голосе его почувствовалось раздражение. — Мы уже не дети, чтобы тут шутки шутить. Чего это вы сорвались с места?

Аллан уткнулся взглядом в пол.