— Он кажется таким же скверным, как калликанзар.

— Он действительно существует, отец. Некоторое время назад что-то убивало моих овец. Чем бы это ни было, оно частично съедало их и выпивало у них много крови. Поэтому я выкопал себе потайное убежище и накрыл его ветвями. Той ночью я не спал. После долгого ожидания он явился, но я слишком испугался, чтобы вложить камень в свою пращу, ибо он был именно такой, каким я описал его: массивный, даже массивней чем ты, толстый и цветом похожий на свежевыкопанный труп. Он сломал шею овцы голыми руками и выпил кровь у нее из горла. Я плакал, глядя на это, но боялся что-нибудь сделать. На следующий день я перегнал стадо в другое место, и больше он меня не тревожил. Этим рассказом я обычно пугаю своих правнуков — твоих праправнуков, когда те плохо себя ведут. И он поджидает, там, в горах.

— М-м-да… Если ты говоришь, что видел его, то это, конечно, правда. Из Горячих Мест являются-таки странные существа. Уж мы– то знаем.

— …Где Прометей пролил слишком много огня творения!

— Нет, где какой-то ублюдок раскокал кобальтовую бомбу, а восторженные мальчики и девочки кричали «Элои», радуясь дождику. А что насчет Черного Зверя?

— Тоже, уверен, не вымысел. Хотя я ни разу не видел его. Размером со слона, очень быстрый и, говорят, питается мясом. Он бродит по долинам. Наверное, в один прекрасный день он встретится с Мертвецом, и они уничтожат друг друга.

— Это слишком хорошо, чтобы быть правдой, но мысль приятная. Это все, что ты о нем знаешь?

— Да. Я не знаю никого, кто бы видел его больше чем мельком.

— Ну, я постараюсь соприкоснуться с ним еще меньше.

— …И потом, я должен рассказать тебе о Бортане.

— Бортан? Знакомое, вроде, имя.

— Твой пес. Бывало, я ездил на нем, когда был мальчишкой, и колотил пятками по его громадным бронированным бокам. Он тогда рычал и хватал меня за ногу, но осторожно.

— Мой Бортан умер так давно, что даже не стал бы грызть собственные кости, если бы откопал их в нынешнем воплощении.

— Я тоже так думал. Но через два дня после того, как ты уехал в последний раз, он вломился в хижину. Очевидно, шел по твоему следу через пол-Греции.

— Ты уверен, что это был Бортан?

— Разве был когда-нибудь подобный пес, размером с небольшого коня, с боками, покрытыми бронированными пластинками, и челюстями, словно капкан на медведей?

— Нет, думается не было. Вероятно, потому-то этот вид и вымер. Если собаки хотят болтаться около людей, то им нужно бронированное покрытие, а отрастить его достаточно быстро они не смогли. Если Бортан все еще жив, то он, скорее всего, последний пес на Земле. Знаешь, мы с ним вместе были щенками так давно, что больно даже думать об этом. В тот день, когда он пропал во время охоты, я думал, что с ним произошел несчастный случай. Я разыскивал его, а потом решил, что он погиб. В то время он был уже невероятно стар.

— Наверное, его ранили, и он бродил в том краю много лет. Но в тот раз он снова стал самим собой и пошел по твоему следу. Увидев, что ты исчез, он завыл и снова отправился в путь — искать тебя. С тех пор больше мы ни разу его не видели. Хотя иногда, поздно ночью, я слышу в горах его охотничий вой…

— Этот глупый щенок должен бы знать, что не стоит так волноваться из-за чего бы то ни было.

— Собаки были странными созданиями.

— Да, странными.

А затем ночной ветер, несущий прохладу сквозь многовековые арки, явился утешить меня. Он коснулся моих глаз, и те устало закрылись.

Греция кишмя кишит легендами, переполнена угрозами. Большинство районов материка около Горячих Мест исторически опасны. Это потому, что хотя Управление номинально и представляет власть на Земле, осуществляет оно ее, на самом деле, только на островах. На большей части материка сотрудники Управления порядком напоминают сборщиков налогов двадцатого века в определенных горных селениях. Они — законная дичь в любое время года. Во время Трех Дней острова пострадали значительно меньше, чем остальной мир, и вследствие этого стали логичными аванпостами окружных управлений мира, когда тейлерцы решили, что нам не помешает какая-никакая администрация. Исторически жители материков всегда были против этого. Однако в регионах, связанных с Горячими Местами, не всегда проживают истинные люди. Это соединяет историческую антипатию с ненормальными стереотипами поведения. Вот потому-то пребывание в Греции и чревато неприятностями.

Мы могли бы спокойно проплыть вдоль побережья до Волоса. Могли бы и спокойно долететь до Волоса — или почти до куда угодно, если уж на то пошло. Однако Миштиго хотел идти до Ламии пешком, идти и наслаждаться бодрящим изобилием легенд и диковинных пейзажей. Вот потому-то мы и оставили скиммеры в Ламии. Вот потому-то мы и отправились до Волоса, как в турпоход.

Вот потому-то мы и столкнулись с легендой.

Я распрощался с Ясоном в Афинах. Он поплыл вдоль побережья. Мудро.

Фил настоял на нелегком для него участии в походе, предпочитая скорей вынести его, чем лететь вперед и встретить нас где-то на другом участке маршрута. Может, оно и к лучшему. К тому же, в некотором роде, в каком-то смысле…

Дорога в Волос проходит через море растительности — и густой, и скудной. Она петляет среди огромных валунов, изредка попадающихся скоплений лачуг, маковых полей; пересекает небольшие речушки, теряется среди холмов, иногда переваливая их, расширяясь и сужаясь без всякой видимой причины.

Стояло еще раннее утро. Небо чем-то походило на голубое зеркало, потому что солнечный свет, казалось, исходил отовсюду. В тенистых местах последние капли росы все еще цеплялись за траву и нижние листья деревьев.