Шрифт:
Кажется абсурдом: если они укоренились, то почему они беспечны? Неважно. Важно, чтобы привыкали проглатывать любую ложь, любой абсурд. Очень полезное чтение и для нынешнего жителя страны.
«ЛИТЕРАТУРНАЯ ГАЗЕТА»
12 мая
Исключение из Союза Писателей троцкиста Бруно Ясенского.
15 мая
Пьянство и разврат писателей Шухова, Гарри, Киршона, Васильева.
17 мая
Кирпотин: «Троцкистская агентура в литературе».
Авербах– Киршон– Афиногенов.
«...Воронский подсказал Пильняку тему контрреволюционной «Повести о непогашенной луне».
Авербах всеми силами протаскивал пьесу «Самоубийца» Эрдмана. Троцкисты в своих беседах с беспартийными писателями так интерпретировали историю Гражданской войны, что ухитрялись ни слова не сказать о роли Сталина и Ворошилова, о героической царицынской эпопее».
19 мая
На стадионе «Динамо» Динамо – ЦДКА 1:4.
...Была невероятная давка, суматоха.
Кино «Арсен».
А вот запись истинного болельщика «Спартака».
31 мая
«Спартак» – «Трактор» 2:2 (в дополнительное время на 131 минуте Глазков – 3:2)
8 июня. Большая статья.
«Д. Плетнев искусал груди своей пациентки»
12 июня
Дело арестованных органами НКВД в разное время Тухачевского, Якира, Уборевича, Корка, Эйдельмана, Фельдмана, Примакова и Путны расследованием закончено и передано в суд.
Рассмотрение будет происходить сегодня, 11 июня в закрытом судебном заседании.
Председатель – Ульрих.
Члены присутствия – Алкснис, Буденный, Блюхер, Шапошников, Белов, Дыбенко, Каширин, Горячев.
12 июня. Передовая
«Бедный: [95]
«Все эти Фельдманы, Якиры, Примаковы. Все Тухачевские и Путны – подлый сброд...»
19 июня
Беспосадочный перелет Чкалов, Байдуков, Беляков.
21 июня. Понедельник
«Блестящая победа Советской авиации».
95
Демьян Бедный – известный поэт.
Эта дата подчеркнута, и дальше следует только одна запись: «27. Баски – Динамо 2:1»
«А дальше – тишина».
Я уже упоминала, что в ночь с 21 на 22 июня был арестован отец Ю. В. – Валентин Андреевич Трифонов.
А то, что Юра в этот день записал счет матча между «Динамо» и «Басками» – так в ночь после операции, когда удалили почку, он попросил меня открыть дверь палаты в холл, чтобы слышно было, как играет с кем-то «Спартак».
И здесь же, в этой же тетради, записи, относящиеся к трагедии Думенко и Миронова. Это потом понадобилось для «Старика».
Кельчевский «Думенко и Буденный» Константинополь 1920 год. Библиотека при ЦГАОР.
«Донская волна». Историческая библиотека.
«Очерки русской смуты» Деникина.
«Белое дело» 6 томов. Закрытый фонд Библиотеки Ленина.
«Архив русской революции» Гессен. Закрытый фонд б-ки Ленина. 22 тома.
Не надо!
Видимо, притащил Володя Блок – полусумасшедший книжный барыга. Давний приятель Юры и один из интереснейших образов в романе «Время и место», там он – вечный, как Мелькиадес Маркеса, присутствует под именем Маркуши. О Володе Блоке хочется сказать отдельно, тем более что в Юрином архиве существуют две школьные тетрадки с записями его словечек и рассуждений.
Володю я встретила случайно лет через пять после смерти Ю. В. Он шел по Охотному, размахивая потертым портфелем, набитым добытыми (или украденными) книгами. Я окликнула его, он влез в машину и без всякого приветствия, без паузы сказал: «Мудак твой Трифонов, я ему говорил – покупай Франка, покупай Трубецкого, они ж теперь по триста идут, а тогда по трешке, а он уперся – подавай ему про охранку... жадина!
– Да, может, у него денег не было, – заступилась я за мужа.
– Жадничал... жался... – Володя вдруг всхлипнул. – А мне Трифоныча знаешь как не хватает, он же эту помойку знал и любил. Высади меня, никуда мне не надо! Я сказал, высади!
И ушел, в длиннополом кожаном пальто, сутулый, ушел в «помойку» под названием жизнь, «помойку», которую так знал, так любил и так старался понять Юра.
Больше я его не видела, хотя звонила многажды. Говорят, что он умер.
Мне хочется именно сейчас процитировать записи Ю. В. о Володе Блоке, хотя сделаны они в 1967 году. Какая разница!
Ведь Володя – вне времени, как цыган Мелькиадес. Он всегда был неразрывно соединен с книгой, которую узнавал по корешкам.
«Я человек демонический, а мать – анемичная. Она не разбирается в глубинах жизни, во всех ее широтах...
В двадцатые годы приехали в Одессу. В доме (нрзб.) Дядя Натан – нэпман. У них был магазин радио на Кировской. В советское время работал в метрополитене, финансовый отдел наркомата строительства.
Дом – деревянный.
Раньше жил у тети из милости. Мать жила на Арбате, но не имела средств заработать на семью. Она продавала пирожки, маникюрша. В Ховрине. Дом привезли из Сибири. Сруб! Дядя ездил в Сибирь – живого еврея не видели. Смотрели: нет ли у него рогов!
Сначала дом был весь целиком наш и дядька его постепенно продавал по частям. Вначале дом был метров 120–150. Удобств нет. Утонул в 1944 году сын, дядька сердечник – умер. Жена покончила с собой – приняла уксусную кислоту (1953 год – за два месяца до смерти Сталина).
Мать жила на пенсию – 30 рублей. По болезни.
Я давал ей мало.
Тетка говорила: «Лучшему нет границ».
Не зря морщина так легла на лоб,Как будто пополам разрезав череп.С любовью шел я в гущу толп,Во все хорошее уверив.Но время шло, и жизнь текла.Я наблюдал ее биенье живо.И глубже черточка легла.И сердце становилось лживо.Больше я ничего не написал по этому поводу, но Светлов обалдел».
Володя был не только величайшим знатоком книги, но и страстным беговиком, и донжуаном.
«Все время поднимаюсь до бегового дня, а потом опять остаюсь пустой.
Начали играть в (нрзб.). По пять рублей удар. Один считать не умеет, цифры не умеет считать... Только начал играть... А я умею складывать быстро: 4, 5, 8... Я вошел в долю против него. Он должен был проиграть и... – выиграл. И все с меня, с меня... Когда ж с других?»
Вдруг отдельная Юрина запись: слова женщины, обращенные к Володе Блоку.
Наташа Серафимова: «Вы – бахрома от брюк!»