Церковь содержит в себе идею, точнее, реальность о человеческом достоинстве. Как говорил Григорий Нисский, «у человека одна граница – безграничность». Церковь – носитель вечности, которая открыта нам в личности Богочеловека. И эта безмерная мера не дает покоя тем, кто живет в Церкви, они все больше жаждут, они все более способны служить этой тайне. Литургия – это сердце Церкви, это сама Церковь, как говорил Хомяков в XIX столетии. Кто знает, что такое литургия, тот знает, что такое Церковь. Суть Церкви именно в литургии. В ней и Ветхий, и Новый Завет, и Откровение Божие. В ней образ подлинной христианской жизни, образ покаяния и смиренномудрия. В ней основное свойство Церкви – ее соборность. В ней Дух Святой, дары Которому мы приносим и Который пресуществляет их в Тело и Кровь Христовы. В ней – Сам Христос, Тот же, что был вчера, есть сегодня и будет завтра. Живой опыт Христа, причастие Телу и Крови Его – вот что дает литургия. Современный человек рационален, он – человек опыта, он хочет все проверить, ко всему прикоснуться, как говорит апостол Фома: «Если не вложу пальцы в ребра Его – не поверю» (см.: Ин. 20: 25). Так вот, язвы Христа – в литургии. Потому после литургии поем «Видехом свет истинный, прияхом Духа Небесного». Все силы Церкви собраны в литургии. И жизнь за пределами литургии должна быть ее продолжением.

Интересно, что митрополит Крутицкий и Коломенский Николай (Ярушевич) в советские годы, когда западные журналисты его спрашивали: «Как же вы воспитываете народ, если нет уроков Закона Божия?» – отвечал: «Мы служим литургию». Я думаю, это очень глубокий ответ. Именно литургия, которая совершалась во время большевистских гонений на Церковь, сохранила целомудрие русской души.

– Владыка, почему люди теряют веру и уходят из Церкви?

– Это последствие того же безбожия, того же разорения нравственности. Торжествует идеология «плотоядной жажды», по меткому выражению Достоевского, когда ценно только тело – плоть, только тело, земное, только земное. Опыт Церкви говорит, что наш христианский долг – в сохранении своей души, свидетельстве о Христе. В конце концов, в словах Христа не так много оптимизма: «Когда придет Сын Человеческий, найдет ли веру на земле? Но не бойся, малое стадо» (см.: Лк. 18: 8; Лк. 12: 32). И все же Господь не говорит, что веры не будет, но спрашивает: найдет ли? Значит, вера сохранится. Вера – стержень жизни, вера должна быть нашей повседневностью, мы сами должны стать ее олицетворением. Очень опасна для христианина самонадеянность, а в нас часто бывает силен этот дух фарисейства и отсутствует дух смирения. Очень важна и вера в милость Божию. «Милость Твоя поженет мя во вся дни живота моего» – Господи, как это глубоко!

Многие из тех, кто возвращается в Церковь сегодня, возвращаются туда не всем сердцем и душой, а с желанием устроить Церковь по-своему, не имеют смирения и истинного покаяния. А без покаяния невозможно понять, что такое Церковь

Христова. Покаяние – главное измерение человеческой жизни. Там, где есть покаяние, существует и возможность возрождения, возможность единства. В этом и состоит роль Церкви в наше время: через покаяние возрождать душу народа, а через возрождение души восстанавливать отношения между Церковью и государством, потому что и государству нужно покаяние и освобождение от заблуждений. Мы надеемся, что Дух Божий действует и народ найдет путь, ведущий в жизнь вечную.

Необходимо в первую очередь возрождать душу, иначе богослужение станет для нас просто красивым ритуалом, вызывающим приятные эмоции, но не тронет по-настоящему, не возродит.

Нынешняя цивилизация уделяет слишком много внимания внешнему, забывая о нравственном возрождении, воспитанный ею человек и в Церкви находится в опасности остановиться на внешнем, забыть, что одно только внешнее не приносит духовных плодов.

– Владыка, в России известна ваша книга «Основы православного воспитания». Иногда люди, недавно пришедшие в Церковь, бывают слишком категорично настроены против культурного наследия, исключают его из своей жизни. В чем, по-вашему, состоит истинное духовное воспитание?

– В сербском языке слово «воспитание» означает «кормление», «питание», ведь от того, что человек вкушает, зависит его жизнь. Душа человека тоже должна иметь пищу, ее пища – слово Божие, «хлеб жизни, сошедший с небес» (см.: Ин. 6: 51), Христос Господь, Его Евангелие, заповеди Божии. Цель духовного воспитания – насыщение человека «хлебом жизни».

С другой стороны, особенно в юности, как говорит святитель Григорий Палама, человек может воспитываться и светской мудростью – литературой, науками. Но если в результате знание не приводит к единому на потребу, не воспитывает человека, если, умножая знание, человек начинает ставить себя выше Бога, такое знание бесплодно. Если знание удаляет от Христа, лучше его оставить и остаться со Христом. Сегодня в мире много зла, поэтому необходимо помнить о равновесии в духовной жизни. Ведь перед лицом смерти не поможет ни музыка, ни творчество, ни наука. Останется только вопль: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя!» Поэтому многие простые люди, кроме Закона Божия не знавшие ничего, стали святыми.

В творчестве человек не должен пытаться соперничать с Творцом, есть творчество Божие, а есть демоническое. Необходимо иметь ясное представление о том, что в творчестве золото, а что – солома, ибо, по слову апостола Павла, все пройдет через огонь и останется только золото, останется только благородный металл, благородство и добродетель. Но не только то, что человек пишет, сочиняет, рисует, является творчеством, сама наша жизнь – творчество, рождение ребенка – творчество. Почему православная икона так сильно действует на душу человека? Потому что в ней присутствует целомудрие, Божественное и человеческое, а когда эти два начала находятся в равновесии, то Божественная красота проявляется в красоте человеческого творчества, сохраняя внутреннее целомудрие. Именно к такому творчеству призывает нас Господь. Достоевский сказал: «Красота спасет мир», но Андрей Тарковский сказал глубже: «Стыд спасет человечество». Красота бывает разной, ничто не может так разрушить, развратить человеческую сущность, как злоупотребление красотой. Только красота, несущая целомудрие, должна быть основой творчества.

– В чем причина вашей любви к России? Расскажите о встречах со священниками Русской Церкви, ваших учителях, среди них были русские? Какие воспоминания сохранились у вас о них?

– Еще в семинарии я читал русских писателей, общался с русскими преподавателями, которые очень тепло к нам относились. С любовью вспоминаю своих дорогих профессоров: моего отца Павла, дьякона, бывало, что мы спорили иногда, но я чувствовал, что он меня любит. А когда у меня после окончания факультета возникли трудности, то знал, к кому надо обратиться за советом. Я написал ему письмо, и он сразу же мне ответил. Понял мою ситуацию. Отец Викентий Фрадинский преподавал у нас на факультете историю Церкви. Так он просто жил ею: рассказывал о Первом Вселенском соборе, словно сам был его участником! И в Швейцарии общался с русскими: помню отца Петра Парфёнова, царского офицера, владыку Антония (Бартошевича) и его брата Леонтия, они учились у нас, в Сербии, а потом стали епископами Зарубежной Церкви. Владыка Антоний, когда встречал меня, часто шутил, вспоминая слова служившего в Закарпатской Руси митрополита Иосифа Скопского, сказанные между двумя войнами: «Мы – дураки сербы, и вы – сумасшедшие русские». Потом в Париже (1974) я встретился с Александром Солженицыным, тогда он был выслан из страны, и подарил ему крестик с Афона со словами: «Александру-крестоносцу афонский крест». А в 2003 году уже в Москве, когда мы награждали писателя орденом святого Саввы Сербского (это была награда от Архиерейского Собора Сербской Православной Церкви), он мне показал, что бережно хранит тот крестик с Афона.