Луганская Светлана Алексеевна
Шрифт:
– Отче, вы так рано пришли в монастырь, расскажите, как это произошло.
– Начало моего пути связано с владыкой Николаем [4] , мы родом из одного села Лелич, что под Валево. По народному преданию, наши семьи состоят в родстве, это две ветви от двух братьев, которые когда-то там поселились, их потомки – Велимировичи и Радосавлевичи. Владыка Николай хотел, чтобы кто-то из нашего края пришел в монастырь, расспрашивал, узнавал, есть ли кандидаты, а я, тогда десятилетний ребенок, учился в начальной школе. У нас так принято – в семь лет поступают в начальную школу, учатся там четыре года. И как раз на Видовдан (день Косовской битвы), сразу после Духова дня, я окончил четвертый класс. В 1934 году пошел в школу, а в 1938 году решил идти в монастырь.
4
Николай (Велимирович, 1880–1956), епископ Охридский и Жичский, родился в многодетной крестьянской семье в селе Лелич на западе Сербии. Учился в школе при монастыре Челие, окончил гимназию в городе Валево и Белградскую духовную семинарию, затем обучался на старокатолическом факультете Бернского университета, позже окончил философский факультет в Оксфорде. Преподавал в Белградской семинарии, писал статьи для сербских церковных журналов. В монастыре Раковица после выздоровления от туберкулеза принял монашеский постриг с именем Николай. В 1910 г., будучи иеромонахом, уехал учиться в Санкт-Петербургскую духовную академию, много путешествовал по России. Во время Первой мировой войны на боевых позициях духовно окормлял солдат. С 1920 г. – епископ Охридский, с 1934 г. – епископ Жичский. Во время Второй мировой войны был арестован оккупационными властями, в 1943 г. был в заключении в монастырях Любостыня и Войловица. В 1945 г. находился в концентрационном лагере Дахау в Германии, откуда вместе с другими узниками освобожден 8 мая 1945 г. американскими войсками. Не вернулся в Югославию в связи с приходом к власти коммунистического правительства, переехал в США, последние годы жил в русском монастыре Святого Тихона в Пенсильвании. По кончине тело владыки было перенесено на кладбище сербского монастыря Святого Саввы в Либертвилле, штат Иллинойс. Прославлен в лике святых как местночтимый (1987), затем, в 2003 г., – как святой Сербской Православной Церкви.
Владыка Николай посылал к нам миссионеров из богомольческого движения. Он основал это движение, его участниками преимущественно были люди из народа, простые, необразованные, образованных он не брал, так же как наш Господь, который позвал за Собой неграмотных рыбаков, учил и просвещал их. И наш владыка Николай звал простой сельский народ, народ, полный веры, любви, жертвенности и духовной трезвости, учил читать Священное Писание и пересказывать прочитанное людям, преподавать другим основы веры, объяснять, почему мы, православные, крестимся троеперстием, верим в Святую Троицу: Отца, Сына и Святого Духа. Владыка учил основным вещам и всегда подчеркивал, что наш народ не знает много о вере, но знает главное и живет в благочестии. Так это началось.
– Священников не было среди них?
– Духовенства не было, только миряне, но, когда приходили куда-то, должны были сообщить местному священнику и брать у него благословение, чтобы настоятель знал, что это не самозванцы. Тогда их принимали с уважением. Священник объявлял, что пришли богомольцы-миссионеры, и народ собирался. Помню, как в наш дом батюшка приводил миссионеров, собиралось по пятьдесят и по сто душ, пели духовные песни, проповедовали, беседовали. Все это было очень важно для нас – и для детей, и для взрослых. Был у меня брат, в войну погиб, мы с ним разучивали песни, особенно любили петь: «Помоги нам, Вышний Боже». Так было, да. Владыка Николай посылал богомольцев по всей стране, шли, проповедовали, говорили о Боге. После войны народ мало знал о вере, о традициях, слишком долго мы были под турками. И греки делали что-то подобное…
– Ваши родители были верующими? Чем они занимались?
– Отец рано умер, но я его хорошо помню. Он был очень благочестивым человеком, членом христианской общины, вступил в богомольческое движение, основанное владыкой Николаем. Занимался пчеловодством, получал мед и воск, делал восковые свечи. Подогреет воск, потом раскатает, подготовит, а хлопка-то для фитилей у нас нет. Делали льняные фитили, сеяли лен и коноплю. Из конопли еще изготавливали грубую ткань, шили из нее повседневную одежду, а из льна шили нарядные праздничные рубахи, надевали их, когда шли в церковь. Купить одежду тогда негде было. Лен квасили и мяли, чесали и потом сматывали в клубки. Думаю, и в России в те времена так же было. И вот, брал отец такой клубок и делал фитили, по-другому никак. Я смотрел, как он работает, а мне было два-три года, и тоже возьму немного воска, разомну, сделаю свечку, потом прикреплю ее к стене – и горит свечка перед иконой, пока молимся. Так мы в детстве учились церковному поведению. Потом, когда мне сказали, что владыка Николай хочет, чтобы кто-то из нашего края пришел в монастырь, ответил: «Я пойду!»
– И когда вы отправились в монастырь?
– После окончания начальной школы уже был готов пойти, но не знал, куда и как. Однажды, это было в день святых апостолов Петра и Павла, мои ушли в поле на жатву, я остался дома, смотрел за овцами и ягнятами. Пришел старший брат и сказал (а меня звали тогда Милисав): «Миле, ты собирался в монастырь, если хочешь, иди сейчас, у бабы Каты (так мы все звали владыкину мать, Катарину) гости, которых владыка послал, он и тобой интересовался, можешь с ними пойти». «Пойду!» – отвечаю я. О чем еще было думать? Оставил овец, побежал в дом, умылся, поцеловал порог дома, попрощался с матерью и пошел к бабе Кате, она рядом жила, поздороваться с ней и отправиться с ее гостями в Валево. Бабу Кату все уважали: народ, дети – все. Кроме владыки Николая у нее было шесть сыновей: владыка старший, за ним Стефан, Богосав, Душан, Милойко, Алекса, седьмого не помню, и две дочери – всего девять детей. Сын Душана, племянник владыки, – впоследствии епископ Йован, он много сделал, чтобы сохранить рукописи владыки от уничтожения коммунистами. Все братья владыки погибли во время Первой мировой войны, рано умерли, один владыка остался.
По дороге мы заехали в нашу церковь и в монастырь Челие (там потом находился авва Иустин (Попович)), взяли благословение и отправились в путь. Ехали на кукушке по узкоколейке до Валево, потом до Кралево, я тогда первый раз видел город, Валево показался мне огромным. На следующий день – святых Космы и Дамиана – добрались до Кралево, пришли в дом к владыке. Меня переодели в праздничную народную одежду, такую мы в церковь надевали, сейчас уже так не одеваются: рубаха до колен, штаны до щиколоток, короткая куртка гунь, войлочная шапка шайкача, кожаная обувь опанки. В таком виде я вышел к владыке. Тогда я еще не знал, конечно, что к нему следует обращаться «Ваше Преосвященство». Смутился, не смог ничего сказать, поцеловал ему руку, а владыка рассмеялся, спрашивает: «Где вы такого мальчика нашли? Откуда он?» Мои спутники стали ему рассказывать обо мне, он их остановил и говорит: «Сейчас я сам узнаю, молчите». Обнял меня и спрашивает: «Откуда ты?» Я говорю: «Из Лелича пришел, преосвященный владыко, от родителей Радомира и Даринки».
А потом он спрашивал меня о старожилах, которых сам знал: «А как Савва? Как Богосав? Как Тихомир и другие?» И так оставил меня ненадолго у себя, а потом отвез в Жичу. Благословил быть послушником в Жиче, но беспокоился, что я еще мал: «Маленький еще, если не выдержит, кто о нем позаботится?» Боялся, потому что для монастырской жизни все-таки надо было быть покрепче, повзрослее.
– И сколько лет вам было? Какое первое послушание назначили?
– Мне было одиннадцать лет, я получил послушание пасти монастырский скот, свиней, это было самое первое послушание для новичков, своего рода пропуск, удостоверение – если выдержит, то и другие искушения и трудности вытерпит. А свиньи такие неугомонные, да с поросятами. И достались они мне. Куда деваться? Привык, потом уже было не трудно, бегал, успевал.
Но случилась неприятность, свиньи заболели, а тот человек, который за мной наблюдал, старик Вучко, сказал настоятелю: «Отче, похоже, малец бьет свиней, одна хромает сильно, не может на ногу ступить». Настоятель меня спрашивает:
– Малыш, ты зачем бьешь свиней? Одна вот хромает…
– Я не бью свиней, ношу хлыст, но не бью, – отвечаю. А он не верит.
– Не станет свинья просто так хромать, ты ее ударил.
– Отче настоятель, нет, не бил!
А он опять:
– Смотри! Выгоню из монастыря!