Это подземелье, как говорит Никифор, обделано еще во времена свв. царей Константина и Елены; стены и своды выкладены из тесаного камня; тотчас по сходе на правой стороне у стены престол во имя святого Стефана первомученика: он, так же как и находящийся на другой стороне у стен же, принадлежит грекам. Во время служения у гроба Богоматери у этих приделов становятся их певчие. От придела Св. Стефана начинается верхняя ветвь пещерного креста (так как вся пещера представляет собою форму правильного четырехстороннего креста), и во глубине этой ветви находится главная святыня – погребальная пещера с гробом Богоматери. Во мраке подземелья блеск ламп и свечей изнутри вертепа, как путеводный светоч, указывает дорогу ко гробу Матери жизни, Царицы и Девы. Он иссечен в натуральной скале совершенно таким же способом, как Гроб Спасителя, то есть составляет внутри подземного храма особую часовню (кувуклию). Со внешней ее стороны по левую сторону от входа прислонен алтарь армян, которые постепенно втеснились в это подземелье: получив сперва позволение повесить здесь три лампады лет 30 тому назад, они потом с помощью золота разделили с греками владение погребальною пещерою, получив право служить вслед за ними на самом гробе Божией Матери.

Чрез маленькие двери полусогнувшись можно войти внутрь пещеры, половину которой занимает гробовое ложе, вытесанное в той же скале у восточной стены, покрытое дскою из белого мрамора с синими жилками, – здесь-то лежало тело Царицы неба и земли. Ложе гробовое в три локтя длины служит престолом для греков и армян. Двадцать неугасимых лампад горят внутри пещеры, которая как внутри, так и снаружи остается в своем натуральном виде, но изнутри стены ее завешаны шелковыми тканями.

Известно, что возлюбленная Матерь Еммануилева и наши со святым своим телом взята на небо; но подробности сего сказания, сохраненные церковным преданием, не всем известны; и хотя Церковь не придает одинаковой значительности всем этим преданиям, однакож, полагаю, верующим приятно будет знать, что именно говорят предания об этом чудесном взятии на небо Матери жизни. По вознесении Господа нашего Иисуса Христа Богоматерь пребывала на Сионе в дому возлюбленного его ученика Иоанна. Часто ходила она на Елеонскую гору, особенно любимую Спасителем, чтобы на месте вознесения Его на небо возноситься мыслию к небу, и, в любви превысшая самих Херувимов, жаждала скорейшего разрешения от уз плоти и соединения с возлюбленным Сыном и Богом. Однажды, когда она таким образом проводила время в молитве на Елеоне, предстал перед нею Архангел Гавриил и возвестил, что чрез три дня она будет вознесена превыше ликов Ангельских, и подобно Сыну, сказал ей Архангел, одержишь победу над смертью, ибо только уснешь на мгновение, а пробудившись узришь бессмертную в блистании лица Господня жизнь и услышишь гласы радования и хваления. В знак этой победы Архангел Гавриил подал Пречистой Деве ветвь райской пальмы, сияющую небесным светом, как бы некий луч благодати, взятый у самого подножия высочайшего трона. Когда исчез Архангел, Дева Мария, проникнутая неизреченною радостью, воспела благодарственную песнь, и когда в смирении духа она склонила чело свое перед Богом, тогда поклонились Пренепорочной все масличные деревья, преклонив к земле свои вершины. Еще пред успением святейшей Девы все апостолы, разошедшиеся по всему свету, собрались чудесным образом во Иерусалим, шествуя на облаках, дабы проститься с Матерью рода человеческого. Сладким сном, среди райских видений, улетела благословенная душа Марии, в хоре Архангелов, Херувимов и Серафимов, в присутствии возлюбленного Сына, Утешителя Духа и предвечного Отца. апостолы, опрятав честное и святое тело, понесли его с пением ко гробу в долину Иосафатову, где уже почивали останки ее родителей. Все христиане шли около возлюбленной Матери; над телом ее несся венец из ясных облаков, на которых невидимые Ангелы райскими напевами утешали печаль верных и наполняли небесным утешением богобоязненные души. Старцы еврейские – фарисеи и книжники, видя, с какою торжественностью христиане провожают святые останки, выслали множество людей, чтобы отобрать и сжечь честное тело святой Девы; но венец из облаков, носившийся вверху погребального шествия, внезапно окружил собою всех христиан, а чрезвычайный блеск от этого круга или венца поразил нечестивых слепотой. Таким образом христиане беспрепятственно продолжали свое шествие, а венец облачный снова светил в воздухе над ними; тогда проходивший мимо жидовин Афония бросился ко гробу с намерением опрокинуть его, но едва коснулся одра, пораженные пламенным мечом Архангела обе руки его внезапно усохли; обращенный этим наказанием, он просил о прощении и за молитвы апостолов был исцелен, не только он, но и все ослепшие получили прозрение, ибо в день победы над смертью Матери милосердия и всяких щедрот даже и злые дети сделались причастниками ее неизреченной благости. Через три дня по положении во гроб пречистого тела прибыл апостол Фома и, неутешный от печали, что опоздал на погребение, хотел по крайней мере почтить поклонением святое Тело; но когда апостолы, собравшись, отверзли гроб, уже не нашли в нем святого Тела и в удивлении не знали, что подумать, что предпринять, как вдруг святой Фома по выходе из пещеры узрел возносящуюся на воздухе пренепорочную Деву, сияющую всем блеском вечной славы и окруженную хором Ангелов, воспевающих песнь хваления. Апостол в восторге сыновней любви простер длани к возлюбленной Матери, и тогда для услаждения его печали преблагословенная Мария бросила ему с высоты свой пояс. Большая часть этих подробностей вошли и в состав церковных песней, которыми мать наша Церковь так трогательно ублажает Матерь Жизни в день Ее преславного успения: «егда изшла еси, Богородице Дево, ко из тебе рождшемуся неизреченно, бяше Иаков брат Божий, и первый священноначальник, Петр же честнейший верховник, богословов начальник, и весь Божественный апостольский лик, явленным богословием песнославяще Божественное и страшное Христа Бога смотрения таинство, и живоначальное и богоприятное твое тело погребше, радовахуся, Всепетая, превыше же пресвятыя и старейшыя Ангельския Силы, чудеси дивящися, приникше друг ко другу глаголаху: возмите ваша врата восприимите рождшую небесе и земли Творца, славословленми же воспоем честное и святое тело, вместившее нами Невидимого и Господа; темже и мы память твою празнующе, вопием ти, препетая: христианский род вознеси, и спаси душы наша». – «Яко на облаце, Дево, апостольский лик носимь к Сиону от конец (земли), служити тебе облаку легкому собирашеся, от неяже вышний Бог сущым в тме и сени праведное возсия солнце». – «Лик богословов от конец (земли), свыше же Ангел множества к Сиону идяху, всесильным мановением, достодолжно, Владычице, твоему погребению служаще. Постиже руце досадательныя дерзого, усечением суд нанес, Богу сохраншу честь, одушевленному кивоту, славою Божества, в немже Слово плоть бысть».

По выходе из погребальной пещеры боковою дверью (южною) увидите прислоненный к стене придел сирийцев. Отделение, находящееся позади часовни Гроба Богоматери, принадлежит исключительно грекам; там находится престол и жертвенник, на котором обычно совершают проскомидию при служении Литургии на самом гробе; тут хранится ризница, тут же небольшая систерна (у северной стены). С южной стороны гробной пещеры отведено особое место для молитвы мусульман, которые, особенно женщины, чтут Пречистую Деву – Мариам, как матерь великого Пророка Исы… Нередко случается, что набожные мусульманки просят у греческого пономаря освященного масла и ваты как лекарства для больных детей, поведая, что к сему побуждают их примеры многих исцелений… Ежели где, то на востоке вполне сбылось пророческое слово самой Приснодевы: «отныне ублажат мя вси роди». Здесь имя Марии чтится без различия всеми племенами и всеми исповеданиями; но не то видим на западе, где жалкое заблуждение Лютера отторгло от молитвенного прибегания к «Заступнице усердной и теплой молитвеннице нашей» столько тысяч душ… В северной ветви храма устроен греческий архондарик (приемный покой), где почетные богомольцы бывают угощаемы после Литургии кофеем и записывают для поминования свои и родителей имена. В мою бытность гефсиманским игуменом был о. Нафанаил из болгар (в последствии епископ Иорданский), человек обязательный и весьма расположенный к русским богомольцам, которые, впрочем, и заслуживают сего, ибо они преимущественно пред другими поклонниками усердны к посещению гроба Матери Божией и считают за грех пропустить субботнее служение в Гефсимании, кроме разве тяжкой болезни.

Остается поведать, как празднуется в Гефсимании у гроба Богоматери праздник всечестного Ее успения: накануне сего великого праздника бывает торжественное служение в Гефсимании при собрании всех православных христианских поклонников. Мне случилось участвовать в празднестве этого поистине веселого в духовном смысле дня в 1864 году. В 9 часов утра собрались в зеленую палатку, раскинутую под тенью развесистого теревинфа на верхней площадке против устья Гефсиманского вертепа, – все греческие архиереи и уселись по-восточному на диванах в ожидании прибытия Патриарха. Вскоре прибыл Патриарх с небольшою свитою. Тогда все поднявшись пошли в храм, уже преисполненный народом. Позади часовни гроба Богоматери была уготована плащаница, торжественно перенесенная сюда руками священников из Гефсиманского подворья, следуя через Сион, по тому самому пути, которым был некогда несен руками апостолов погребальный одр Богоматери. Плащаница эта имеет вид одра на четырех ножках, на коем под балдахином возлежат двустороннее изображение Богоматери (фигура обрезана по контуру) в серебропозлащенном окладе с обеих сторон и в венцах, сияющих драгоценными камнями; эти украшения – дар русской Мелании – графини А. А. Орловой. Эта икона утверждается на одре ребром, так что со всех сторон видно изображение Приснодевы, возлежащей на одре со скрещенными на груди руками. По углам балдахина восемь Ангелов: четыре внизу с крестами в руках, имея лицо обращенное к Богоматери, четыре наверху с хоругвями, лица их обращены наружу. Верх балдахина оканчивается короною, украшенною живыми цветами; ими же и ароматическими травами усыпан не только весь одр, но и путь шествия. Началось облачение; к выносу плащаницы наместник Патриарха облачился в полное облачение, два архиерея возложили поверх мантии малые омофоры и епитрахили; архимандрит и иеромонах, назначенные для несения плащаницы, надели фелони и епитрахили. По выносе плащаницы на средину храма (из-за часовни) началось отпевание на три статьи, на двух языках, греческом и арабском; между статьями ектении возглашались по-славянски нашим иеродиаконом. В числе певчих пел одушевленный восторгом народный греческий поэт-слепец Тандалидес, занимающий поныне место профессора словесности в Константинопольском высшем духовном училище на острове Халке. Его умилительный голос проникал до сердца, а избыток чувств выражался слезами, катившимися обильно из потухших очей, как посильная дань любви к Царице неба и земли. В начале каждой статьи было архиерейское каждение. По великом славословии и хвалитных плащаницу донесли по ступеням входной лестницы до самого верха ее, и тем кончилось служение в память погребения Божией Матери на месте самого события. Всенощная была в свое время и продолжалась почти через всю ночь. Литургию в день успения на гробе Богоматери служил преосвященнейший Мелетий с архимандритами греческим Виссарионом и арабским Софронием, причем по обычаю читано Евангелие, делались некоторые возгласы и произносились целые ектении по-славянски, ради поклонников сего языка.

Сколько раз ни случалось мне посещать гефсиманскую погребальную пещеру, всегда я уносил в душе моей самые отрадные впечатления. Не раз, пользуясь расположением о. игумена, как славянина к славянину, я совершал Литургию на гробе Богоматери и все богомольцы при этой вести спешили толпами в погребальную пещеру подышать ее райским воздухом, колеблемым звуками родного, гармонического языка. Певчие (самоучки из русских же богомольцев) от полноты сердечного усердия ликуя воспевали: «побеждаются естества уставы в тебе, Дево чистая…», и невольно приводили в сочувствие со своим настроением всех предстоящих; болгары крестясь говорили: «а то лепо есть», а арабы: «таиб москов, катерхере» – хорошо, московцы, благодарим.

Рядом с Гефсиманскою погребальною пещерою с юго-восточной стороны ее находится другая пещера, которая состоит в исключительном владении латинян. Они называют ее «гротом агонии» (истощания), указывая, что будто здесь место последней земной молитвы нашего Спасителя, которая, как известно, была в саду Гефсиманском; сад же Гефсиманский находится далее на юг. В той же пещере они указывают место, где уснули спутники Иисуса в то время, как он «поклонь колена, моляшеся». Одним словом, из желания усвоить исключительно принадлежащему им месту одно из важнейших евангельских событий, францискане затруднились, вопреки исторической точности, соединить в нем указания на события, которые, по самому буквальному смыслу евангельского сказания, относятся к разным местам, что мы и докажем ниже. Вход в пещеру имеет железную дверь, ключ от которой находится у сторожа Гефсиманского сада. Внутри пещера эта довольно обширна и содержится в большой чистоте; стены оставлены в натуральном виде. В восточной стороне пещеры небольшой алтарь, над которым картина, изображающая «Моление о чаше», а наверху латинская надпись из Евангелия от Луки: «Быв в подвизе, прилежнее моляшеся; бысть же пот Его яко капли крове каплющия на землю» [57] .

Но православное предание, издревле существующее, называя эту пещеру местом, где оставались апостолы в то время, когда Иисус, «поем Петра и оба сына Заведеова», пошел помолиться уединенно, – указывает «место моления о чаше» далее от нее «на вержение камене», а именно противу юго-восточного угла ограды так называемого «Гефсиманского сада», под которым ныне разумеется небольшой участок земли, где растут восемь старинных маслин, купленный латинами и с 1848 года обнесенный четырехугольною стеною. Назначаемое же православным преданием место «моления о чаше» до 1848 года не принадлежало никому исключительно и осталось вне ограды, сделанной в этом году латинами, именно потому, что высокое значение, издревле усвояемое сему месту, и общая известность его в Иерусалиме не позволяли православным уступить оное в исключительное владение латинян, хотя они этого и домогались.

Священнейшее по соединенным с ним воспоминаниям место это обозначено стенами из камней, составляющих фигуру в виде буквы П. В основании поперечной стены лежит большой самородный камень с жилами красноватого (кровяного) цвета, как бы в напоминание относящегося к сему месту изречения Евангелия: «бысть же пот его, яко капли крове каплющия на землю» (Лк 22, 44). Две продольные невысокие стенки образуют узкий проход к упомянутому большому камню, ограждая самое место; по правую сторону и позади его высятся маслины, не вошедшие в ограду так называемого ныне латинами Гефсиманского сада (известно, что этим именем во времена Спасителя называлась вся долина, лежащая у подошвы Елеонской горы и Гефсиманской пещеры), но выросшие на той же самой земле, которая была орошена слезами и потом ее Создателя, а потому простые православные богомольцы, не желая одолжаться латинами (которые пускают в свой огражденный сад не во всякое время и притом «зрят на лица»), нередко обламывают нижние ветви этих деревьев, унося их в свою далекую родину на память о священном месте. Одна-то из таких веточек вдохновила нашего поэта написать известные стихи: «Ветка Палестины». В награду ему эти мелодичные стихи невольно вспоминаются здесь тому, кто хотя однажды читал их: