Шрифт:
– Ладно, – сказал я. – Давай рассказывай!
Я поймал ее около самой двери, взял за плечи и заставил повернуться ко мне лицом.
– А те восхитительные подвязки все еще на тебе? – спросил я.
Она старалась сохранять серьезность, но это ей плохо удавалось. Я снова усадил ее в кресло, наполнил стакан.
– Ну а теперь расскажи мне все, что там творится, – сказал я, когда мы снова принялись за коньяк.
Ее лицо снова потемнело.
– Ты знаешь, зачем мистер Хейзелтон меня нанял?
– Присматривать за Клемми.
– А тебе известно, почему она нуждалась в сиделке?
– Конечно! Ты сама мне рассказывала, и Хейзелтон тоже. Наследственное безумие по линии жены, так что он боялся за разум своих дочерей.
– Совершенно верно. Но ты мало знал Клемми и, вероятно, ничего не заметил…
– Что именно?
– Резкой смены настроений. Она в один миг переходила от состояния восторга, беззаботного веселья к полной прострации, угрюмому нежеланию сказать хоть слово.
– Возможно. Но не так уж все плохо, как ты говоришь.
– Я была при ней в течение двух месяцев, а я медицинская сестра, Дэнни. Хочешь, я скажу тебе кое-что? Если бы она осталась жива, ее пришлось бы менее чем через два года поместить в психиатрическую лечебницу. Я видела слишком много таких случаев, знаю симптомы.
– Почтительно преклоняюсь перед твоей профессиональной осведомленностью. Но Клемми больше нет – чего же ты боишься теперь? Ее призрака?
– Клемми меня никогда не пугала. Я ее хорошо знала, мы были друзьями, и она мне доверяла. Я уверена, что, даже впав в ярость, она не стала бы причинять мне вреда.
– Тогда кто же тебя пугает?
Она закусила губу.
– Если я тебе скажу, ты будешь смеяться надо мной.
– Детка, я никогда не смеюсь над испуганными людьми. Это все равно что кусать руку, которая тебя кормит.
– Я боюсь Марты…
– Марты?
У Сильвии вырвался беспомощный жест.
– Ты не смеешься надо мной, ты мне просто не веришь, а это еще хуже.
– Марта вызывает у тебя страх?
– И не только у меня. У других тоже.
– У Пита, например?
– О Пите я вообще ничего не могу сказать, кроме того, что он иногда странно посматривал на меня. Грэг тоже боится ее…
– Грэг?
– О, прости, мистер Хьюстон.
– Я никогда не думал, что у этого компьютера есть еще и имя.
– Марта – параноик, – продолжала Сильвия тихим голосом. – Типичный параноик, с присущей ему злобностью. Понимаешь, у этих больных свои методы представления. Если они считают, что лучший способ избавиться от людей, которые им мешают, убийство, – они убивают.
– Значит, ты предполагаешь, что Марта убила Клемми?
– Я в этом уверена, – убежденно ответила Сильвия. – Филипа Хейзелтона тоже убила она.
– Если в компании кто-то спятил, то это ты! Зачем ей убивать собственных сестру и брата?
– Повторяю, параноики рассуждают не так, как нормальные люди… Но нет смысла тебя убеждать. Я вижу, ты стоишь на своем. Ты даже не хочешь меня слушать…
С женщиной трудно разговаривать, потому что она – женщина. Ее полная грудь под черным пуловером, ее юбка, открывающая круглые колени, ее крутые бедра – все способно вывести из себя… Слушаешь, что она говорит, а думаешь о другом…
Я сделал сверхчеловеческое усилие и посмотрел ей в глаза.
– Я ни на чем не стою, – сказал я, – просто слушаю тебя внимательно. Я знаю, что Марта дьявольски высокомерна, но она, вероятно, унаследовала это от отца. И тут нет ничего необыкновенного.
– Но симптомы! – настаивала Сильвия. – К тому же у нее была веская причина для убийства их обоих. Мистер Хьюстон рассказал мне о наследстве ее матери. Трое детей должны разделить его поровну. Теперь Марта осталась одна и унаследует все деньги.
– Дальше!
– Вчера утром, когда я обнаружила исчезновение Клемми, – продолжала Сильвия тихим голосом, – я пошла и предупредила Марту. Она была еще в постели. Этот взгляд, который она на меня бросила, эта улыбка… Я никогда не видела подобной улыбки – словно судорога свела все ее лицо… Дэнни, это было совершенно ужасно! Она знала – вот что было самое отвратительное! Она радовалась, видя мое беспокойство. Она знала, что худшее еще впереди.
– А тебе не кажется, что все эти истории истрепали твои нервы и что ты нуждаешься в отдыхе?