– Пойдемте, пойдемте, другари!
– Владимир Ильич подхватил под руку Зинаиду Павловну и пропустил вперед Надежду с Глебом.
– До нашей кышта. Мы здесь живем по-болгарски.

В тесной передней помог гостье снять пальто. Она говорила, заливаясь смехом и повертываясь то к Ильичу, то к мужу:

– Куда мы с тобой, Глебушка, попали?! Как будем объясняться с болгарами? Я же - ни бум-бум.

– И я ни бельмеса, - рассмеялся Кржижановский; приподымаясь на цыпочки, повесил пальто на крючок простенькой вешалки.

– Ничего, другар Глебася!
– Владимир Ильич хлопнул гостя по плечу, поклонился Зинаиде Павловне.
– Ничего, другарка Зина! Как-нибудь. Я тоже исчерпал свой запас болгарского лексикона.

– Ну, а как же тебя, болгарин, звать-величать?
– спросил Кржижановский.
– И другарку как?

– Марица Йорданова! Прошу любить и жаловать!
– представил жену Владимир Ильич и, прижимая руку к груди, полушутливо поклонился: - Доктор юриспруденции Йордан Йорданов из Софии к вашим услугам!..

– Йордан по отцу Костадинов, - добавила Надежда.

– Ой, как интересно!
– вырвалось у Зинаиды Павловны.
– Двое Константиновичей!

– Твои, Володя, клички... извиняюсь - псевдонимы нелегко пересчитать: пальцев на руках не хватит!

– Что ж поделаешь?.. Приходится из-за наших полицейских башибузуков.

– Небось еще какой-нибудь придумал?.. Хотя я тебя по стилю всегда узнаю. А все же?

– Письма подписываю: Иван Петров, иногда - Фрей.

– По секрету могу сказать, - снова вступила в разговор Надежда не без гордости за мужа, - скоро выйдет новый номер "Зари" со статьей, подписанной Н. Ленин. Не знаю только - Николай или Никита. А может Никодим?

Владимир Ильич беззвучно смеялся. Кржижановский по-дружески тряхнул его за плечи:

– Конечно, Николай. По дедушке. Но, Володя, почему же все-таки Ле-нин?

– Не знаю...
– Владимир Ильич пожал плечами.
– Так уж получилось...

– Ведь никакой Лены у тебя среди родных нет. Да по имени родных и рискованно.

"Может, потому, что Плеханов - Волгин", - подумала Надежда, но промолчала о своей догадке.

– Будем знакомы!
– шутливо сказала Зинаида Павловна.
– Запомним новую фамилию.

И никто из троих не подозревал, что среди множества псевдонимов Владимира Ильича этот будет главным, громким и любимым не только друзьями и деятелями революции - пролетариями всех стран. Пройдет каких-то полтора десятка лет, и это имя революционным набатом зазвучит на весь мир, и их друга назовут вождем боевой марксистской партии в России и основателем первого социалистического государства рабочих и крестьян. Перед ними был по-человечески простой, обаятельно милый, подчеркнуто ничем не выделявший себя среди товарищей, энергичный, подвижный, работящий человек, которого уже многие привыкли называть по-свойски уважительно Ильичем, как называли в российских деревнях пожилых людей, чье слово по-особому весомо и дорого для всех сверстников и единомышленников.

Из-за двери дальней комнаты время от времени доносился глухой кашель Елизаветы Васильевны, уже успевшей где-то в эту раннюю осень схватить инфлуэнцу, как называли в те годы грипп.

Надежда пошла купить сосисок к завтраку, мужу сказала, чтобы присмотрел за чайником на керосинке и заварил чай из пачки, недавно привезенной им в подарок из Москвы, а то здешний кофе небось друзьям уже изрядно надоел.

Гости сидели в тесной комнатке с единственным окном на улицу. Владимир Ильич поспешно прибирал на столе, до половины заваленном папками, книгами, газетами, журналами и выписками на узеньких бумажках, отодвинул простенькую чернильницу, какие покупают для школьников, и тонкую, словно карандаш, ручку, на стальном пере которой (мать прислала с Надей целую коробочку его любимых перьев) едва успели высохнуть чернила, но Зинаида Павловна, уже заглянувшая в кухоньку, остановила его:

– Лучше бы там... Вы же там завтракаете... Ну и мы с вами по-домашнему...

– Правда, Володя. Не нарушай свой порядок на столе.

– Порядок у меня относительный...

– Вижу - рукопись большая! Новая книга?

Владимир Ильич кивнул головой. В эту секунду он, спохватившись, подумал: "А что же они об Эльвире Эрнестовне ни слова? Ни поклона, ни привета. Уж ладно ли с ней?" Спросил о ее здоровье.

– Покинула нас мама...
– тихо проронил Глеб Максимилианович.

– Сочувствую... Всей душой...
– Владимир Ильич, понизив голос до полушепота, участливо спросил: - Долго ли болела?.. И давно ли?..

– Все на Волгу просилась, - начала рассказывать Зинаида Павловна.
– В родную земельку хотелось... Глебушка взял отпуск. Поехали втроем. Думали: квартиру присмотрим, переберемся на постоянное жительство...

– В Тайге оставаться надолго было для меня довольно рискованно, продолжал Кржижановский, провел рукой по кустистым бровям.
– Присматривать стали за мной. Я уж не говорю о Зине... Вот мы и поехали... А мама в Самаре через каких-то три дня... Похоронили и... к вам.

– Тяжело нам было там...