Подошла Малиена и молча встала возле носилок Караны.

–  Ты, должно быть, ненавидишь и презираешь меня?
– тоненьким голосом спросила Карана.

Наклонившись, Малиена убрала ей волосы со лба:

–  Ты мне родня, Карана, и я всегда буду любить тебя.

–  Но я предала свой народ и помогла Рульку.

–  И ты опять-таки поступила правильно. Со всем этим покончено, Карана.

Карана облегченно вздохнула.

–  Но сможешь ли ты простить нас, Карана, за все, что аркимы сделали тебе и твоей семье?
– Теперь пришел черед Малиене поволноваться.

–  Малиена...

–  Да, Карана?

–  Ты так и не закончила расчесывать мне волосы, - сказала Карана, имея в виду их ссору в Туркаде несколько недель тому назад.

–  Я сделаю это прямо сейчас, - засмеялась Малиена.
– А чтобы показать, что я раскаиваюсь, я даже расчешу тебя собственной щеткой, поскольку свою ты, несомненно, потеряла.

–  Вот это действительно услуга!
– нахально произнесла Карана.
– Сначала твои сапоги, потом твоя щетка. Когда я в следующий раз соберусь на восток, может быть, ты уступишь мне и свою кровать.

–  Только не сломай ее!
– рассмеялась Малиена.

Аркимы закрылись с Тензором, подготовили его тело к погребению и сутки бодрствовали над ним, играя свои протяжные мелодии и исполняя погребальные песни. На следующий день, на рассвете, они похоронили Тензора в гробнице, давно для этого предназначенной, в катакомбах старого Шазмака. Церемония была простой и величественной.

–  Он больше не покинет свой возлюбленный Шазмак, - сказала Малиена.
– И ни один из нас никогда не отправится домой, на Аркан. Мы - вечные изгнанники.

–  Разве это имеет теперь значение?
– спросил Лиан.
– Ведь прошло столько лет. Ваши предки, конечно, родились здесь?

–  Да, но в наших душах тоска по Аркану вечна. Мы все мечтаем совершить туда паломничество.
– Она тяжело вздохнула.
– Но я обеспокоена. Вы видели извержения вулканов? Что происходит с моим миром?

–  А ты можешь что-нибудь сделать?

–  Нет! Какая бы судьба ни ожидала мой народ на Аркане, хорошая или плохая, - отныне они будут жить самостоятельно.

–  А что теперь будете делать вы?
– поинтересовался Лиан.

–  Мы отправимся на Восток и будем жить своей жизнью. Аркимы никогда не были такими великими, как нам самим казалось, но мы выжили. И нам прибавляет мужество то, что рабство аркимов, оставшихся на Аркане, тоже закончилось. Мы бы могли покончить с ним четыре тысячи лет тому назад, если бы нам хватило храбрости бросить вызов каронам.

Мендарка тоже похоронили в Шазмаке, и всех остальных погибших. Наннолет превратился в горстку золота и сажи на полу. Аркимы истолкли каменные плиты пола в порошок, который вместе с пеплом мертвых существ из бездны развеяли над Гарром. В своем последнем полете машина Рулька прошла прямо над флейтой, и она расплавилась, а жидкий металл просочился в трещины пола. Эти куски вырезали и тоже выбросили в Гарр. Это было полное уничтожение золота Ялкары, но ничего лучше сейчас придумать было нельзя.

Когда все дела были закончены, Карану, все еще в гипсе и каркасе, привязали к носилкам. С момента разрушения Непреодолимой Преграды прошло всего десять дней, но откладывать отход из Шазмака дольше было невозможно. Нужно было многое сделать в реальном мире - единственном, который теперь у всех них остался.

В последний раз они отправились в путь из Шазмака пешком, потому что у Шанда с вратами ничего не получилось после того, как исчезла Непреодолимая Преграда. Все те, кто умел делать врата, были мертвы или потеряны, за исключением Шанда и Иггура. Но он был убит тем, что теперь навсегда потерял Ялкару и Магрету. Казалось, ему не для чего больше жить.

–  Почему бы тебе не попытаться создать еще одни врата, чтобы безопасно доставить нас в Готрим?
– спросил Лиан, когда они стояли на великолепном мосту, словно сотканном из паутинки. Карана уже испытывала страдания от передвижения.

–  Мне не хочется знать, работают ли еще врата, - отрезал Шанд.
– Секрет умрет вместе со мной! Без некоторых вещей нам было бы гораздо лучше.

–  А ты, Иггур?

–  Даже если бы у меня было в распоряжении сто врат, я бы пальцем не пошевелил, чтобы помочь ей, - холодно произнес Иггур. Он винил Карану и в потере Магреты.

Дорога была долгая и трудная, приходилось идти в гору. Особенно тяжело было на продуваемой всеми ветрами тропинке, которая шла вдоль реки Гарр. Карана мучилась всю дорогу: каждый даже самый осторожный шаг носильщиков отдавался такой болью в ее теле, что она плакала. Ночью было еще довольно холодно, так что слезы замерзали у нее на щеках. Она лежала без сна, вспоминая, как хракс уносил боль, и ей хотелось его. Это не было страстное желание, но оно всегда присутствовало.

По пути Лиан отвел Шанда в сторону: