– Неправда, - нетвердо возразила она.
– Вы меня просто заставляли рваться на части. Ты ненавидел их, они ненавидели тебя, а я оказалась между двух огней, пытаясь вас хоть как-то примирить. Временами мне просто хотелось бежать сломя голову куда глаза глядят и оставить вас наедине друг с другом.

Его выразительный взгляд стал холодным, как лед.

– Я так и не смог переступить через оскорбление, нанесенное мне твоей семьей.

– И это несмотря на то, что у тебя с ними очень много общего, - отважилась Сара.

– Que te pasa?
– удивленно спросил Рафаэль.
– Что с тобой? Что ты говоришь?

Она криво усмехнулась.

– Для вас я была просто игрушкой, и каждый хотел владеть мной безраздельно. Они купили меня, взяв ребенком к себе в дом, а ты - женившись на мне. Так что давай смотреть правде в глаза. Это была свара между собственниками. Они не хотели меня отдавать, а ты не хотел с ними делиться. Вы занимались перетягиванием каната, и он не мог не порваться.

– Как ты можешь так говорить?

– Могу, - заверила его Сара.
– В некотором смысле ты был даже более эгоистичен, чем они. Ты просто взял меня в собственность. У тебя было на меня законное право.

– Сара, - угрожающе прорычал он.

Голова у нее была необычайно легкой, и она прекрасно себя чувствовала.

– Тебе никогда не хотелось знать, почему я была для них всем на этом свете? Или тебе было на это наплевать? Они не очень-то любят, друг друга и почти не разговаривают между собой - без меня им просто не о чем говорить. Они должны были бы разойтись еще много лет назад, но судьба подарила им ребенка. К несчастью, этим ребенком оказалась я...

– Ты не можешь отвечать за их семейные трудности.
– Рафаэля эта тема явно не интересовала.

Она скривила мягкие губы.

– Вполне возможно, что ты сразу все понял. Но мне это было трудно, ведь я была лицом слишком заинтересованным. Мне казалось, что причина всех бед - я. Они любят меня, хотя и на свой манер, эгоистично. Им было очень, очень трудно смириться с мыслью, что я к ним больше никогда не вернусь.

Глаза его заблестели неподдельным интересом, и даже его роскошные черные ресницы не смогли этого скрыть.

– И когда же свершилось это чудо?

– Моя двоюродная бабка предложила мне квартиру буквально накануне рождения близнецов. До прошлого года я жила с ней в Труро.

– Труро?
– переспросил он.

– Это в Корнуолле.

– А, знаю!
– процедил он.
– Ты хочешь сказать, что жила там с тех пор, как мы разошлись? Я был уверен, что ты живешь под крылышком у своих родителей.

– Когда в последний раз ты боролся с драконом за прекрасную деву, Рафаэль?
– мягко спросила она.

Он стиснул зубы.

– Что ты хочешь сказать?

Сара подхватила креветку и рассеянно ее посасывала. Затем кончиком языка облизала губы и только тут заметила его хищный немигающий взгляд на своих пухлых губах.

– Сегодня, когда драконов уже больше нет, в защите нуждаются лишь совершенно беспомощные существа с пушком за ушами. Мне никогда не нравились люди властные, хозяева жизни. Сама не понимаю, как это я выскочила за тебя замуж?
– Она медленно покачала головой, размышляя над этой загадкой.
– Это называется: с корабля на бал.

– Чем ты занималась в Труро?
– хмуро поинтересовался Рафаэль.

– Всем, что душе угодно, - честно призналась она.
– Петиция была белой вороной в семье моей матери. До встречи с ней я прожила двадцать лет на этой планете, не сознавая, что свобода - это неотъемлемое право любого человека. Свобода от желаний, надежд и требований других людей. Ты даже не представляешь себе, как здорово быть самой собой, а именно так я себя и почувствовала, когда смогла преодолеть ощущение вины. Правда, мне понадобилось какое-то время, чтобы набраться смелости и расправить крылышки, но зато потом я проводила в воздухе больше времени, чем любая стюардесса.

Она подцепила еще одну креветку.

– Очень вкусно.
– Она помолчала.
– Что ты на меня так смотришь?

Его ноздри расширились.

– Что означает "все, что душе угодно"?

Сара задумчиво жевала креветку.

– Тебя это уже давно не должно интересовать.

– Но меня это интересует, и еще как. Не забывай, что ты пока еще моя жена.

– Ты сейчас похож на Гордона... то есть, на того Гордона, каким он мог бы стать. Наберись он мужества... но его жена была феминисткой. И теперь он страшно боится всяких феминисток, хотя и скрывает это.