"Война есть война, - бормотал про себя Мюллер.
– Чрезвычайные обстоятельства требуют чрезвычайных решений".

Были у него наготове нужные слова для разных случаев жизни, были наготове разные рецепты, проверенные своим и чужим опытом. Неглупый человек был Артур Митрофанович, вдумчивый, наблюдательный и умеющий делать выводы. Твердо и давно знал: опаснее всего - мягкотелость и нерешительность. Не оставляют тебе обстоятельства второго выхода - пользуйся единственным и не распускай сопли. Казниться можно на досуге, в свободное от службы время. Нелегкие это были принципы - но пока выручали.

Он вернулся в машину, напился, спросил Колю:

– Попить хочешь?

Раньше не давал, при ране в живот нельзя, но теперь что уж... Не отозвался Коля - видно, отключился: то ли от потери крови, то ли от тряски, а может, когда поверил, что едет к спасению, в больницу, перестали его нервы держать...

За машину Мюллер был спокоен. Ее специально готовили для таких поездок. Никто и никогда по номерам не сможет вычислить ни имени владельца, ни названия фирмы. Номерной знак принадлежал "Москвичу", который уже год ржавел в чужом дворе. Номер же двигателя мог указать на владельца "Мерседеса-230", проживающего в городе Липецке по улице Гвардейцев, 44. Мюллеру было доподлинно известно, что по этому адресу уже года четыре стоит памятник тем самым гвардейцам. И так в машине было со всеми номерами.

Кононенко торопливо побросал в свой кейс все документы на машину, мелочи из бардачка - что может пригодиться по дороге или потом, что бросать здесь противопоказано...

Проверил карманы у ребят: как положено, документов у них при себе не было. Только сердце у Коли ещё билось.

– Не повезло тебе, Коля, - повторил Мюллер.
– Прости, братан.

Он знал, что долго ещё будет ощущать под ладонью это биение. И будет ему страшно: вдруг и его вот так же, как этого Колю, бросят когда-нибудь умирать... Ладно, чего уж там - никто не живет вечно. Придет мое время - и я следом отправлюсь, и так уж лет десять переходил на этом свете, давно должен был лежать где-то под кучей камней, в лучшем случае - на "Втором городском", в воинских рядах, в цинковом гробу...

Впрочем, умного человека так легко Она не достанет, за умным Ей ещё бегать и бегать...

Он ещё раз осмотрел салон. Нормально. Вытащил из-под сиденья тряпочку - такая у каждого водителя есть, хоть на "мерсе", хоть на "порше", а руки обтереть приходится. Вынул из замка ключики, вышел, отпер крышку бензобака. Снова оглядел дорогу - пусто... Хотя, кажется, за бугром, километрах в двух, чуть засветилось - похоже, дальние фары.

Все, тянуть нельзя.

Он затолкал конец свернутой жгутом тряпочки в горловину бака, перевел дух, чиркнул зажигалкой, подождал, пока побежал по волокнам ленивый огонек, а потом кинулся на водительское место, выбросил на дорогу свой кейс, передвинул рычаг коробки на нейтраль и отпустил ручник. "Мерседес" постоял, словно в раздумьи, а потом медленно-медленно начал скатываться назад. Мюллер, оглядываясь на горящую тряпочку, выбрался из машины и принялся подталкивать её, упираясь в стойку двери. Скорость нарастала медленно, а тряпочка все разгоралась...

Наконец "мерс" собрался с духом и покатился вниз все решительнее. Мюллер отпустил баранку - ничего, ровно идет - и отскочил в сторону, чтоб открытая дверца не толкнула.

Секунды тянулись бесконечно долго, темно-серый автомобиль уже слился с ночной темнотой, только чуть мерцал огонек, все дальше, дальше... И вот затарахтело внизу - тяжелая машина сносила деревянные столбики, - потом глухо ухнуло, и через секунду полыхнуло в русле пламя.

– Пусть вам земля будет пухом, Витюша и Коля, - проговорилМюллер серьезно и пошел подбирать кейс.

Теперь ему надо было найти грунтовку на север, протопать километра два или три до железной дороги и выйти к платформе "470-й километр". По шоссе сейчас лучше в город не добираться.

Глава 21

Догадки и пророчества

В пятницу двадцать восьмого, утром, часов в десять, позвонил Дима и, толком "здрасьте" не сказав, выпалил:

– Девочка приехала! Бросай все и бегом к ней!..

Я ещё с полминуты с ним поговорила, положила трубку - и села. Ножки подкосились. В общем, к тому шло, и я, по идее, была морально подготовлена, и по прикидкам со дня на день и должно было произойти, но в душе я как-то не ждала, что все случится так быстро. А ведь назревало оно давно и первый гром заворчал на горизонте ещё во вторник, хотя я сама только потом сообразила, что это и вправду гром.

* * *

А во вторник с самого утра раздался звонок из "Татьяны" - наш глава с бухгалтером приглашаются на традиционное полугодовое совещание.

Что-то рано в этом году. Обычно это торжественное событие с раздачей премий и зуботычин приходится на самый конец июня, а сегодня только двадцать пятое. Непонятно...

Лаврук поспешил о радостном мероприятии уведомить Галину. А она терпеть не может ходить в "Татьяну" - с тамошним главбухом у неё страшные контры. Мы же филиал, поэтому приходится отчитываться, её можно понять... Ходит, куда ей деваться, но скрипя сердцем.

Однако сегодня Галина сказала так:

– Никуда я не пойду - полугодовой отчет кто-то делать должен? У меня одних бланков сорок три штуки!

– Но нас приглашают двоих!

– А ты возьми кого-нибудь из девочек - все равно сегодня мертвый день.

– Галина!

– Вот что, шеф, реши раз и навсегда, что для тебя важнее - порядок в делах или прогиб перед начальством.

Шеф покивал: он, конечно, знал, что важнее. Но, с другой стороны, если поволокут на цугундер, то как раз за непорядок в делах...