Шрифт:
Он набрал первый номер телефона и сказал:
– Алло, Гена? Это я. Да... Добрый вечер... Завтра на семь утра собери у себя всех своих на инструктаж. Я подъеду, расскажу.
Вот так, вышколил ребят. Дисциплина, спокойствие, пунктуальность. Никаких тебе "зачем? почему?" Надо - значит, надо.
И он набрал номер телефона второй группы.
Глава 32
Нечуткие люди
Инна Васильевна даже удивилась, когда от Иры позвонил какой-то мужчина. Это же его просить надо было! Подумаешь, ну уехала и уехала. Здесь-то её никто уже красть не будет. Ишь, нежности какие, не волнуйся, мамочка. И раньше-то особенно не волновалась, когда по своим танцам да секциям бегала, в ночь-полночь возвращалась, а теперь-то уж чего волноваться.
Она перебрала клубнику на варенье, засыпала сахаром и поставила до завтра, чтоб сок пустила.
Посмотрела очередную серию "Инес Дуарте", прослезилась над несчастной судьбой главной героини и легла спать.
С утра поставила на огонь чайник и таз с вареньем и включила телевизор: по воскресеньям Инна Васильевна смотрела мексиканский сериал "Белиссима". Соседка как-то сказала, что фильм хороший, жизненный. Соседка, конечно, ничего собой не представляет, так, пустое место, интеллигентку из себя строит, но тут не соврала.
Под южные страсти несколько раз сняла пенку с варенья в красивое блюдечко, отставила в сервант кухонный. Пойдет к чайку. Лет десять назад подумала бы о дочери - дескать, побаловать маленькую, а сейчас даже не вспомнила. Погасила огонь под тазом как раз в тот момент, когда очередными слезами закончилась очередная серия и начались местные новости.
Первые же слова её как громом поразили. Инна Васильевна просто рухнула на стул. Бедный мальчик! Бедная Клавдия Гавриловна!
Подумать только, всего неделю назад кормила его в этом самом доме домашним печеньем и рассказывала печальную Ирочкину судьбу! Хорошо хоть статья успела выйти. Правда, она тут же попеняла себе за черствость и эгоизм - такое горе, а я о своем!
Бедный мальчик! Инна Васильевна всегда свято верила печатному слову кроме тех случаев, когда эти сволочи опять обманывали народ. Но сейчас никому с такого обмана выгоды не было - и она безоговорочно согласилась со словами о кровавом убийстве гениального и прозорливого журналиста.
Мысль о том, что она сама причастна к смерти бедного мальчика, ей и в голову не пришла.
Она закрыла таз с вареньем газетой, прищепнула по краям прищепками от ос - и ещё немного посокрушалась: такой молодой, такой талантливый. Бедные его детки! Бедная жена! Бедная Клавдия Гавриловна! Каково ей сейчас одной с таким горем!
Инна Васильевна вымыла и вытерла длинную деревянную ложку и кинулась к телефону.
Голос Клавдии Гавриловны звучал совершенно безжизненно, но, против всяких ожиданий, она не рыдала и не всхлипывала.
– Дорогая моя Клавочка Гавриловна, какое горе! Как я вам сочувствую!
– А, это вы, Инна Васильевна...
– Миленькая, я сейчас приеду к вам! Нельзя быть одной в таком горе!
– Приезжайте, я сама не своя, может, хоть совет толковый дадите...
Что-что, а давать толковые советы Инна Васильевна была всегда готова. Несмотря на жару, натянула черное платье, косынкой черной, специально для таких случаев хранящейся, повязалась и кинулась к троллейбусу.
Она ожидала увидеть в доме подруги суету, обычную для дня похорон, но все было тихо. Никто не бегал, не рылся по ящикам в поисках документов, не названивал в похоронную контору. Да и вообще никого в квартире не было, кроме самой Клавдии Гавриловны.
Причитания Инны Васильевны она выслушала с неподвижным лицом.
– Дорогая моя, а когда похороны?
– Не знаю еще. Звонила в морг - тело не отдают до конца следствия. Тем более, я не ближайший родственник. Яночка, Андрюшина жена, с сыном должны только послезавтра приехать, им ещё ничего неизвестно, а я даже не знаю, где они и как сообщить. Господи, каково ей будет узнать... Сестра, думаю, позвонить должна, я ей телеграмму дала. Мать Андрюшина...
– А она где?
– Дома, в Германии. Уехала три года назад. Вышла замуж за ПМЖ. Решилась на старости лет.
– Ах, миленькая, ну что же вам тут сидеть одной в четырех стенах! Едемте ко мне, побудем вдвоем, выплачетесь вволю.
– Нет, спасибо, Инна Васильевна. Вот вы приехали, я уже не одна. Посидите, сколько можете. А там Маша позвонит, Володя с дачи приедет, пообедаем вместе.
Инну Васильевну покоробило бессердечие подруги. Умер племянник убили!
– а она спокойно отправляет мужа на дачу. И сама - ни слезинки. Вот она, оказывается, какая - черствая и неродственная.
Сидели в комнате за столом со скатертью, болтали вяло. Через сорок минут действительно позвонила Мария Гавриловна из Мюнхена. Услышала, что тело не выдают, сказала, что перезвонит во вторник в такое же время.
И опять Инну Васильевну, как ножом, резанула черствость и равнодушие в этом разговоре. Что одна сестра, что другая.
Тем временем приехал с дачи Владимир Матвеевич, муж Клавдии Гавриловны. Тоже очень спокойный.
Так же спокойно пообедали втроем, беседуя на всякие нейтральные темы: и сколько в этом году будет яблок и груш, и почему трансляцию футбола все равно перебивают рекламой, и что сказала Маша насчет поездки к ней в декабре...