"АЭРОФЛОТ СССР"

Мурманское предприятие гражданской авиации.

Общежитие № 2

За пределы - не выносить!

Горлов вернулся в номер, и Лариса вошла следом с длинным пакетом из промасленной бумаги.

– Вылет откладывается. По крайней мере на два часа, - едва войдя, радостно сообщила она и, не снимая пальто, принялась разворачивать бумагу. Под ней оказалась огромная, больше полуметра рыбина.

– Это - семга, только что привезли. Посиди в сторонке, пока я все приготовлю.

Горлов накрыл постель покрывалом и, надев пальто, лег на кровать. Лариса хлопотала напротив. Достав из сумки литровую банку, она налила туда воды из стоявшего в углу бидона с отбитой эмалью и включила кипятильник. Потом накрыла столик салфетками и, переложив рыбину на две сдвинутые табуретки, взялась разделывать ее широким, острым ножом. Закончив, она завернула большую часть рыбы обратно в бумагу, а нарезанные куски выложила на фарфоровое блюдо с эмблемой "Аэрофлота", такой же, как на стеклянных чашках из темного, дымчатого стекла.

Незаметно для себя, Горлов задремал и вздрогнул, услышав, как его зовут.

– Не вставай, - сказала Лариса, придвигая к нему столик. Она села на другую кровать напротив него и взяла чашку с дымящимся кофе.

– Почему ты не ешь? Никогда такого не пробовал, ужасно вкусно, сказал Горлов, откусывая бутерброд с рыбой.

– Поморы солят ее по-особому: добавляют сахара, а соли совсем немного. Называется - семужный засол, - сказала Лариса, не отводя от него взгляда. Я так много хотела тебе сказать, а, когда встретились, не знаю, что говорить. Будто все забыла, будто все из головы выветрилось. Глупо, да?

– Я где-то читал, как в гостинице к знаменитому писателю вечером зашла горничная. Выходя утром, вздохнула: "Так и не поговорили!" - улыбнулся Горлов.

– Скажи, как ты ко мне относишься?

– А ты?

– Нечестно на вопрос отвечать вопросом.

– Нечестно предавать и обманывать. А все остальное в любви - честно, сказал Горлов.

– Разве ты никого никогда не обманывал и не предавал?

Он вспомнил о жене, и на мгновение стало стыдно.

– Если разобраться, то окажется, что обманывал. Врал каждый день, по несколько раз. Можно сказать, вся жизнь - это череда мелкого вранья. Но по большому счету - никого. Надеюсь, что никого - помедлив, ответил он.

– А меня?
– Лариса смотрела на него пристально и не мигая. Вокруг ее глаз проступили припухлость и краснота, будто она долго плакала.

– Еще не успел, просто времени не было, - пытаясь отшутиться, ответил Горлов и, увидев на ее лице, что сказал что-то не то, быстро добавил: "Я тебя люблю, очень люблю".

– И я тебя люблю!
– воскликнула она.
– Не могу понять, почему так произошло, но это и неважно.

Горлов почувствовал, что самое важное в ее словах ускользает от него. Но прошел миг и все вытеснило нетерпение, от которого высохло в горле и часто забилось сердце.

– Иди сюда, - внезапно охрипшим голосом сказал он и отодвинул в сторону стоявший между ними столик. Горлов хотел что-то сказать, но будто спазмом сдавило горло. Он обнял ее за шею и притянул к себе, а она, похоже, ждала оказаться рядом с ним. Ее губы и руки сами нашли то, что искали, и все случилось так быстро, будто иного не могло быть. Она двигалась гибко и сильно, будто за глотком воздуха рвался выплывающий из глубины ныряльщик.

– Я - твоя, твоя, вся твоя, - повторяла она все чаще и громче, но вдруг заметалась будто хотела освободиться от его тяжести, вскрикнула и тут же обмякла, безвольно уронив руки с его плеч.

* * *

Они уснули в тесном переплетенье и, одновременно проснувшись, счастливо улыбались друг другу, не в силах и не желая пошевелиться. Наступало утро. Под потолком меркла голая, в желтых потеках лампочка, но она была почти незаметна - толстую наледь на окне между рамами пронизывало ровное, голубое свечение, и только вверху, где стекло отпотело от их дыхания, окрасилось низким солнцем.

– Господи, мне же через полчаса надо быть в самолете, - вдруг спохватилась Лариса, но только теснее прижалась к нему. Ее губы были влажными и теплыми.

– Теперь я понял, что значит "сладкий поцелуй" - не отрываясь, шептал Горлов.
– Что значит, слаще меда...

Но прошло больше получаса, прежде чем они начали торопливо одеваться, и Лариса, не глядя, скидывала в наплечную сумку все, что попадалось под руку.

Горлов закашлялся от резкого морозного воздуха, едва они выбежали на улицу. Край багрового солнца чуть выглядывал над низкими, белыми сопками, небо вокруг было темно-синим и только с одного края чернело глубиной. Дул сильный сухой ветер, понизу завивалась поземка, и Лариса на ходу кутала лицо в меховой воротник.