Бедный щенок! И ведь видел же нас! Как загипнотизированный!

Кровь! Это плохо.

– Володя! Давай-ка заруливай на площадку. Ты уже сегодня не ездок.

На этом печальном происшествии закончилась первая серия полигонных тренировок, а следующая должна была начаться в конце августа и уже на "боевой" машине.

Психологом оказалась женщина средних лет, невысокого роста, худая и нещадно смолившая одну сигарету за другой. Ольга Павловна Козеренко занималась космонавтами, но смена объектов исследования, видимо, ее заинтересовала. Она честно призналась, что за три недели много не сделать, однако тестирование может дать интересные результаты. С этого дня мы стали отвечать на сотни разных, самых неожиданных вопросов. Таких, как, например: "Нравится ли вам подглядывать в замочную скважину?" и "Способны ли вы читать чужие письма?"

Оформление выездных документов шло из рук вон плохо и кончилось тем, что в МИДе потеряли номер нашей ноты и не особенно спешили найти его.

Обострилась ситуация и с шинами. Стал отслаиваться протектор. На опытном заводе сонно сказали: "Бывает". Но обещали сделать новую партию шин. На мой вопрос, можно ли дефектоскопией определить шины с отслоением, ответили, что нет, нельзя. Вот те раз! А что делать?

Дождавшись новой партии шин, я загрузил их в автомобиль и поехал в Тольятти за "боевой" "девяткой".

Неделю засучив рукава доводил вместе с заводскими ребятами технику до ума. Наконец двумя автомобилями выехали в Москву. Дел осталось уйма. И главное из всех то, что "боевая" "девятка" должна пройти на полигоне больше десяти тысяч километров, причем пять из них - в скоростном режиме имитации! А времени оставалось совсем ничего!

Имитацию назначили на третье - четвертое сентября. До этого времени мы накатали на "боевой" машине в общей сложности около семи тысяч километров без особых приключений.

Тестирование закончилось, и Ольга Павловна обрабатывала результаты. "Подкормка" Белаковского явно помогала. По крайней мере, я чувствовал прилив бодрости и сил.

Космические продукты получили за день до имитации. Белаковский разложил тубы, баночки, упаковки в пакеты, на каждом из которых было написано, что это такое и когда принимать. Надо сказать, что вышло не только сверхкомпактно, но и вкусно. Толк в еде Марк Самуилович знал.

Имитация от реального заезда отличалась только тем, что ехали по дорогам полигона, а не по дорогам Европы. Остальное совпадало один в одни: мы должны останавливаться на мнимых границах, плестись по мнимым городам, нестись во всю прыть по мнимым автобанам, совпадало даже время суток.

Вечером перед стартом я подозвал Виктора и Володю и сказал:

– Мужики, имитация должна быть полной, поэтому на ночь надо сделать клизму - такова проза. Технологических пауз не будет!

– Может, обойдемся, - прогудел Володя.

– Не обойдемся! Завтрак, учтите, уже космический. Договорились?

– Раз надо, значит, поставим, - буркнули без всякого вдохновения мои, мужики.

Стартовали в 12 часов. В последние дни я все-таки решил не отлучать Володю от руля, тем более что объективных причин для этого не было вовсе. "Ванькин синдром" на ситуации с бедняжкой собакой не обнаружил себя. Единственное, что я мог сделать, это поставить такую очередность вахт, при которой Володя находился бы постоянно под моим контролем. Понятно, что контролировать порой бывает тяжелее, чем самому работать. Но что поделать?!

Работали так. Один за рулем, сидящий с ним спереди занимается с картами и у него все документы, третий спит на заднем сиденье. Менялись следующим образом: тот, кто был за рулем, шел спать, сидящий справа пересаживался за руль, а с заднего (лежачего) места делался переход на переднее правое кресло.

Мы крутили час за часом. Виктор составил точную "легенду" всего маршрута, и теперь по километражу можно было ориентироваться, где мы.

На площадке отдыха дежурила группа Кузнецова. С ними была радиосвязь, но договорились, что без необходимости пользоваться ею не будем.

Каждый раз, когда мы съезжали с кольца и останавливались, они интересовались:

– Ну, где вы теперь?

– Это, - говорим, - Брест, граница.

Потом наступила ночь, и пошли "границы" с ГДР, а потом "приехали" и в ФРГ. И вот тут ровно в половине шестого утра (по московскому времени), когда за рулей сидел Володя, а я напряженно вглядывался в световой коридор, прорезаемый прожекторами, - уже несколько часов вдоль полотна в лесу ходила лосиха с лосенком, (причем лосиха с одной стороны, а лосенок - с другой), - началось что-то непонятное и, я бы даже сказал, жуткое. Птицы, маленькие, пичуги, средние, а за ними и крупные, стали бросаться на машину. Казалось, она стала центром их ненависти. Это было действительно жутко! Прямо Хичкок, да и только! Маленькие тельца врезались в несущуюся машину с маниакальным остервенением. Я сказал Володе, чтобы он сбавил скорость, но это не помогло. И вдруг я понял, в чем дело!

Просто настало предрассветное время, и проснувшиеся птицы начали охоту на насекомых, а мошкара, бабочки, мотыльки - все летели в световой поток прожекторов. Птицы же бросались не на нас, как это казалось, а на насекомых! Вот, черт возьми, так и с ума можно сойти!

Машина вела себя отлично. И хотя ее максимальная скорость на прямой была всего сто восемьдесят четыре километра в час (на спуске она переваливала за двести), стало ясно, что этого нам вполне достаточно. Время от времени, правда, соскакивала возвратная пружинка в карбюраторе, но это пустяки. В конце концов мы привязали ее веревкой.