Маер выглядел сегодня лучше.

Он действительно не нуждался в поддержке моей руки во время нашей прогулки.

Я чувствовал, что он наклонялся ко мне, только чтобы дать нам оправдание говорить так близко друг к другу.

– Ваше улучшающееся здоровье кажется достаточным доказательством того, что его уход работает, чтобы излечить Вас,- сказал я.

– Да, да.

Его потуги отгоняют мои болезни на оборот.

Иногда на месяцы.- он вздохнул с горечью.

– Но они всегда возвращаются.

Должен ли я пить зелья до конца своих дней?

– Может быть потребность в них пройдёт, ваша светлость?

– Я сам надеялся на то же самое.

В своих последних поездках Кадикус собрал некоторые травы, которые работали просто чудесно.

Его последнее лечение поставило меня на ноги почти на целый год.

– Я думал, что наконец избавился от неё.- Маер нахмурился, смотря на свою трость.

– Но вот я здесь.

– Если бы я мог быть полезен вам как-то, ваша светлость.

Алверон повернул голову, чтобы посмотреть мне в глаза.

Помолчав, он кивнул себе.

– Я верю тебе.- сказал он.

– Как ни удивительно.

Прошло всего несколько разговоров подобного рода.

Я хочу сказать, что Маер пытался понять меня.

Со всем умением, изученным за сорок лет изысканных интриг, он регулировал беседу тонкими способами, изучая мои мнения, определяя, был ли я достоин его доверия.

В то время, как у меня не было опыта Маера, я был честным и самостоятельным собеседником.

Я всегда был осторожным с моими ответами, всегда вежлив.

После нескольких дней, между нами начало расти взаимное уважение.

Не дружба, такая, как была у меня с графом Трепе.

Маер никогда не призывал меня игнорировать свой титул или сидеть в его присутствии, но мы стали ближе.

Хотя Трепе был друг, Маер был как далекий дед: добрый, но старше, серьёзней и сдержанней.

У меня сложилось впечатление, что Маер был одинокий человек, вынужденный оставаться в стороне от своих подданных и членов своего двора.

Я почти подозревал, что он, возможно, послал Трепе письмо, чтобы найти себе компаньона.

Кто-то умный, но удаленный от политики двора, чтобы он мог иметь честный разговор как раз в это время.

Сначала я отвергнул такую идею как неправдоподобную, но дни продолжали проходить, и тем не менее Маер избегал любого упоминания о том, для чего он собирался использовать меня.

Если бы у меня была моя лютня, то я, возможно, провел время более приятно, но она все еще лежала в Нижнем Северине, в семи днях от того, чтобы стать собственностью ломбарда.

Без музыки в моих комнатах гуляло эхо и меня ужасала бесполезная праздность.

Как только слухи обо мне распостранились, некоторые члены двора стали наносить мне визиты.

Некоторые пытались сделать вид, что зашли поприветствовать меня.

Некоторые делали вид, что хотели посплетничать.

Я даже подозревал, что было несколько попыток соблазнения, но на тот момент в моей жизни, я знал так мало женщин, что был невосприимчив к таким играм.

Один джентльмен даже попытался занять у меня деньг, и мне было трудно не рассмеяться ему в лицо.

Они рассказывали разные истории и использовали различные тонкости, но все они были там по одной и той же причине: для сбора информации обо мне.

Однако, так как я по указанию Маера должен был молчать о себе, все разговоры были краткими и неудовлетворительными.

Все, кроме одного, я должен сказать.

Но исключение только подтверждает правило.

Я ВСТРЕТИЛ БРЕДОНА НА четвертый день моего пребывания в Северене.

Было еще совсем рано, но я уже слонялся по своим покоям и сходил с ума от скуки.

Завтрак уже прошел и до обеда оставалось несколько часов.

Потом пришло трое придворных, в очередной попытке что-нибудь выведать у меня.

Я общался с ними, ловко, при каждой возможности, заводя наши разговоры в тупик.

Так откуда ты, мой мальчик?

О-о, вы знаете, как это бывает.

Всего одно путешествие.

А твои родители?

Да, на самом деле.

Они есть у меня.