Шрифт:
в содрогание от одной мысли о купировании хвоста или ушей, о селекции,
направленной к сходству с неким образчиком идеальной собаки из
кинологического журнала, о всех этих мероприятиях, делающих собаку
нервозной, больной, стерильной, неспособной к продолжению рода,
эпилептичной и т. д. (Заметьте, люди, доводящие собаку до такого
состояния, настойчиво именуют себя любителями собак.) Абсолютно то же
самое можно сказать о людях, занимающихся выращиванием карликовых
деревьев, о людях, обучающих птиц езде на велосипеде или шимпанзе
курению.
Настоящая любовь в любом случае не агрессивна и не требовательна, она
восхищается объектом самим по себе и потому может воспринимать его без
задних мыслей, без планов и расчетов эгоистического порядка. Она
позволяет обозреть его не как некую абстракцию (расчленяя его и
разглядывая
Заметки по психологии Бытия
составные части, качества и атрибуты), а воспринимает его целостным и
неделимым. Можно сказать, что она менее активна, не прикладывает
энергичных усилий к тому, чтобы втиснуть объект в прокрустово ложе
абстрактного представления о нем, не рвется организовать и переделать
его, придать ему форму или подогнать под теорию, то есть позволяет ему
остаться цельным, единым, самостийным. Любовь не станет оценивать его
по критериям важности или незначительности, фигуры или фона, пользы
или бесполезности, ценности или никчемности, выгоды или невыгодности,
<хорошести> и <плохости>, или другим критериям эгоистического
человеческого познания. Любовь не стремится поместить свой объект на
определенную полку, классифицировать его, определить ему место в
историческом процессе или в хронологическом ряду, он для нее перестает
быть рядовым членом класса, образчиком, представителем типа.
Это означает, что все (как важные, так и неважные) свойства и качества
(цельных) частей объекта (как периферических, так и центральных)
одинаково значимы и заслуживают внимания, что любая из его сторон
заслуживает восхищения и удивления; возвышенная любовь независимо от
того, любовь это к мужчине или к женщине, к ребенку, картине или
цветку, почти всегда означает такого рода любование, скрупулезное и
завороженное.
Незначительные недостатки, увиденные в такой неразрывности с целым,
обязательно покажутся милыми, очаровательными хотя бы потому, что они
идиосинкратичны, выражают характер и индивидуальность объекта, придают
ему неповторимость, а может, просто потому, что они столь мелкие,
второстепенные, несущественные.
Таким образом, человек, способный к возвышенной любви (к постижению
Бытия), сможет увидеть нечто, недоступное взгляду нелюбящего человека.
Кроме того, ему легче постичь природу конкретного объекта, познать
объект в его ненарушенной правомочности и в мерном ходе его ничем не
смущенного существования. Пугливая и потаенная сущность объекта скорее
откроется рецептивному любованию, не активному, не агрессивному, не
нахальному. При любовном постижении Бытия даже форма воспринимаемого
объекта ближе к реальным очертаниям, чем в том случае, когда
постигающий императивно навязывает объекту чуждую ему структуру и,
следуя ей, бесцеремонно и нетерпеливо устремляется к надуманной
сущности, как мясник, разделывающий тушу, как завоеватель, требующий
сдачи города, как скульптор, властвующий над куском глины, безвольным
и податливым.
VI. При каких условиях и какими людьми выбираются или не выбираются
ценности Бытия?
Согласно данным моих исследований, человек чаще делает выбор в пользу
высших ценностей в том случае, если он психологически <здоров>
(самоактуализирован, зрел, продуктивен и т. д.). Если мы возьмемся
отобрать таких людей, мы обязательно встретим среди них <великих>,
уважаемых, ку-
156