назову это <ценностями>? Биологическими ценностями? Инстинктоподобными

ценностями? Если мы пишем: <Лабораторная крыса, имея возможность

нажимать на две кнопки, вызывающие стимуляцию ее мозга, практически в

ста процентах случаев нажимает на ту, которая вызывает стимуляцию

центра удовольствия>, -то неужели это описание принципиально

отличается от того, как если бы мы сказали: <Для крысы важна

аутостимуляция центра удовольствия, крыса ценит эту возможность>?

Должен заметить, что для меня не важно, употребляю я слово <ценности>

или нет. Можно прекрасно изложить все, что я излагаю, вообще не

пользуясь этим термином. Наверное, в целях научной стратегии, или по

крайней мере для того, чтобы быть понятым широкой научной

общественностью, мне следовало бы быть более дипломатичным и избегать

этого слова. Но я действительно считаю это несущественным. Важно,

чтобы мы всерьез от-

26

Здоровье и патология

неслись к этим новым разработкам, помогающим понять психологию и

биологию выбора, предпочтений, удовольствий и тому подобных вещей.

Я также должен подчеркнуть, что нам предстоит столкнуться с дилеммой

логической кругообразности, которая неизбежно возникает при разработке

подобного рода теорий и исследований. Она наиболее очевидна, когда

речь идет о человеческом материале, хотя я предполагаю, что ее не

избежать и при изучении других животных. Она содержится уже в самом

заявлении о том, что хорошие люди или здоровые животные выбирают или

предпочитают то-то и то-то. Куда нам деться от факта, что садисты,

извращенцы, мазохисты, гомосексуалисты, невротики, психотики,

суицидалы предпочитают и выбирают нечто совершенно другое, чем это

делают <хорошие люди>? А может быть, здесь будет уместно провести

параллель между этим фактом и тем, что выбор животного с повышенным

содержанием адреналина в крови отличается от выбора так называемой

<нормальной> особи? Должен сразу уточнить, что вовсе не считаю эту

проблему неразрешимой - ее не нужно избегать, с ней можно и должно

работать. Совсем несложно отобрать <здоровых> людей при помощи

психиатрических и психологических тестов vi затем сделать вывод, что

испытуемые, которые показывают такие-то и такието результаты, скажем,

в тесте Роршаха19 или в интеллектуальных тестах, будут наиболее

эффективны по сравнению с другими в выборе пищи. Критерий отбора в

данном случае будет совершенно отличен от поведенческого критерия. Я

считаю возможным, и даже весьма вероятным, что мы сейчас как никогда

близки к тому, чтобы посредством экспериментов с аутонейро стимуляцией

доказать, что так называемое <чувство удовольствия>, испытываемое

убийцами, садистами, фетишистами, по сути своей не является тем

<удовольствием>, которое вызывали в своих экспериментах Олдс и Камийя.

Собственно, об этом уже давно известно психиатрии. Любой опытный

психотерапевт знает, что за невротическими <удовольствиями> или

перверзиями, как правило, стоят обида, боль и страх. Да и наш

субъективный опыт говорит о том же. Мы знаем достаточно людей, которые

в своей жизни испытывали как здоровое, так и нездоровое чувство

удовольствия. Как правило, они отдают предпочтение первому и научаются

подавлять второе. Колин Уилсон (161) ясно продемонстрировал нам, что

люди, совершающие сексуальные преступления, имеют весьма слабые

сексуальные реакции. Киркендел (61) также показал, что для человека

субъективно более значим секс как проявление любви, нежели секс в

чистом виде.

Я работаю с рядом предположений, порожденных тем гуманистическим

подходом, о котором упоминал выше. Эти предположения показывают

возможность радикальных последствий для философии и биологии человека.

Можно определенно сказать, что они заставляют нас еще большее внимание